Макорин жених
Шрифт:
Нина, увидев Юру, вскрикнула, книга выпала из рук. Фиша поставил стакан на стол,
загородился рукой от света, всматриваясь в непрошеного посетителя. Узнал Юру, принял
надменный вид.
– Тебе, Лычаков, чего? – спросил он, играя бархатистым баритоном.
Юра стоял, не зная, что же ему дальше делать. Он шагнул вперед по направлению к
Нине.
– Ниночка, я бы хотел с вами поговорить...
Нина сжалась в комочек, молчала. Широко открытые глаза странно вспыхивали.
быстро встала между Юрой и девушкой.
– Что вам надо? Какие ещё разговоры?
– Я хочу говорить с Ниной, – твёрдо сказал Юра.
Но Доретта заслонила дочь, готовая, если потребуется, пустить в ход коготки.
– Какие у вас могут быть разговоры с чужой девушкой?
Доретта красноречиво глянула на Фишу, и тот поднялся со стула. Юра понял, что он
оказался в глупейшем положении. Отступать было невозможно: ни честь, ни совесть, ни
чувство не позволяли ему оставить девушку в этом темном логове. Он должен, обязан
вызволить её. Но применять силу нелепо, а слова, он видел, не помогут. Решение возникло
внезапно.
– Я пришел к Нине, чтобы предложить жениться на ней, – сказал он, ощущая, как кровь
волной ударила в лицо.
Доретта с Фишей переглянулись. Фиша сделал чуть заметный кивок. Выражение лица
Доретты смягчилось. Она подвинулась в сторону, как бы освобождая дорогу,
– Вы бы сразу так и сказали, молодой человек. Присаживайтесь к столу, поговорим... А я-
то думала... Ниночка, ты бы сменила кофточку да пришла к столу. .
Нина молчала, стоя неподвижно, как столб. Вдруг она громко вскрикнула, зарыдала и
кинулась вон из комнаты. Хлопнула крылечная дверь, фигура Нины промелькнула под окном.
– Куда она в одном платьишке-то! – воскликнула Федора.
Юра бросился вслед за Ниной.
Вечерняя улица была пустынна. Юра пробежал переулком – Нины нет. Ни на реке, ни на
лесной дороге он её не заметил. Что же делать? Запыхавшийся, встревоженный, он влетел без
стука в комнату для приезжающих.
– Дмитрий Иванович! Что делать? Нина исчезла...
Глава двенадцатая
БОЛЕЗНЬ КОНЧАЕТСЯ ВЫЗДОРОВЛЕНИЕМ
1
Как она попала на Крутую Веретию, почти босая, в легком ситцевом платьишке, Нина и
сама не понимала. Посреди поселка она, обессилев, упала в снег, и её подобрали случайно
проходившие рабочие. Макора ахнула, узнав Нину. Она велела отнести девушку к себе,
сейчас же послала за фельдшерицей и позвонила в Сузём, чтобы привезли врача. К счастью,
руки и ноги оказались обмороженными не сильно, их растерли снегом, смазали гусиным
салом. Уложили Нину
по-настоящему прийти в себя, теряла сознание, бредила. У неё начался жар. Приехавший
врач сказал, что простуда не очень сильная, легкие чистые, возможно, обойдется
благополучно, но неплохо бы обратиться к невропатологу. А пока надо дать девушке покой,
стараться ничем не тревожить её.
Целую неделю Макора не отходила от Нины. Юра каждый вечер после работы на
попутной машине мчался на Крутую Веретию. Там сидел в маленькой Макориной комнате
один – к Нине его не пускали. Долгими казались Юре эти вечерние часы. Он не знал, куда
себя деть, чем заняться. Чуть появлялась Макора, он в сотый раз выспрашивал у неё, что
сказал врач, ловил каждое слово Нины, передаваемое устами Макоры. Поведение девушки
ему казалось непонятным, нелепым. Хотелось самому с ней поговорить, но как поговоришь,
когда не дают даже в дверь заглянуть.
Макора успокаивала Юру, а сама волновалась не меньше его.
Весь Сузём в эти дни был взбудоражен. Сначала пошли разные слухи, быль
перемешивалась с вымыслом, и трудно было понять, что произошло. Но когда люди узнали
истину, Федоре и Фишке пришлось нелегко. В магазине женщины окружили Федору и взяли
её в такой оборот, что она, никогда за словами в карман не лазившая, молчала, не смея
шевельнуть языком.
– Ты в молчанку не играй, нечего глаза опускать, – наступала Авдотья Петялина, тесня
Федору в угол между прилавком и бочкой с треской. – Поглядите, бабы, на эту сузёмскую
принцессу. Родную дочь довела до горячки...
Тесный магазинчик всё заполнялся и заполнялся покупательницами, уж трудно
становилось протиснуться к прилавку. Продавщица взмолилась:
– Да вы бы хоть торговать не мешали, гражданки. Оставьте проход от двери-то...
Женщины пытались расступиться, но из этого ничего не получилось. Прижатая к
тресковой бочке, Федора беспомощно хлопала ресницами.
– Я сама не знаю, как это вышло, – лепетала она.
Женщины взорвались.
– Как это так не знаешь! Не увиливай, твоих рук дело...
– Красавцу Фишке дочь пожертвовала...
– Чуть не загубила девку. .
Авдотья Петялина взобралась на бочку и ораторствовала, словно с трибуны.
– Нельзя этого, гражданки-женщины, так оставлять. Эта что же такое получается?
Платонидины корешки живы остались и ростки ядовитые дают. Примирись с ними, они хуже
осота разрастутся, житья не будет. Помните, Гришу Фереферова квасниковой водичкой в