Малах ха-Мавет

Федорченко Юлия

У Сидни защекотало в горле, и он рассмеялся. Боже, насколько же тупым надо быть, чтобы забыть включить фары… Если бы кто-то увидел его сейчас, то подумал бы, что парень тронулся. Покрытый грязью, ссадинами и колючками, он лежал среди обломанных веток и надрывал живот от хохота.

Позднее Сидни больше часа кружил по городу, наслаждаясь скоростью и тем, с какой охотой подчинялся ему мотоцикл. Он полюбил его задолго до того, как купил, и, похоже, «вдова» отвечала ему взаимностью.

До указанного в записке адреса парень добрался без приключений, почти не нарушая правила дорожного движения, разве что раз или два проскочил

на красный свет. Припарковав мотоцикл на обочине, он окинул взглядом ближайшую шестиэтажку: обыкновенное, ничем не примечательное жилое здание в спальном районе. Практически весь квартал состоял из таких же однотипных домов. В широких окнах отражался мертвый неоновый свет от вывески бара, расположенного через дорогу.

На входной двери был домофон, и Сидни нажал нужную кнопку. Он не придумал, что скажет, если из динамика раздастся голос Шены. К счастью, оттуда послышался лишь треск, и дверь со щелчком отворилась.

— Ты пришел.

Впустив его, Шена отошла в центр комнаты и застыла истуканом, придерживаясь за резной столбик кровати. В старомодном виниловом проигрывателе крутилась пластинка, и из круглых динамиков звучала фортепианная мелодия в сопровождении скрипок. Решительно протянув руку, Сидни отвел в сторону иглу. Девушка тихо поинтересовалась:

— Тебе не нравится классическая музыка?

— Мне нравится рок-н-ролл.

Он улыбнулся, Шена тоже.

(она лицемерная дрянь)

Настроение у Сидни тотчас испортилось, а его улыбка увяла на устах. Шена ощутила в нем какую-то перемену и постаралась не выдавать своего волнения. Лидер вынул из кармана записку и показал девушке.

— Что случилось?

— Ничего. — По крайней мере, он не пришел дать ей от ворот поворот. Шена расслабила плечи. Воздушное желтое платье с бретелями-косичками и широкой плиссированной юбкой невероятно ей шло. — Нам надо поговорить.

Сидни не удержался:

— А для этого придется снимать одежду?

— Ха-ха, — уголки ее губ чуть дернулись, не складываясь в улыбку. Она все еще хорошо владела собой. Сидни быстро подмечал детали, и от его внимательного взгляда не укрылось, что комнату обставляли впопыхах. Если учесть, что у противоположной стены возвышалась двуспальная «куин-сайз» кровать с балдахином, то квартира слишком напоминала любовное гнездышко. И он, безусловно, помнил то конфузное происшествие с раздеванием, хотя Шена больше не пыталась навязать ему свою благосклонность и даже не кокетничала с ним… — Не придется.

Он приблизился к окну и выглянул наружу. «Вдова» по-прежнему стояла под домом, на нее никто не покушался. Обернувшись, Сидни увидел на прикроватной тумбочке «Кэптен Блэк».

— Ты ведь не куришь, — сказал он полувопросительно.

Шена призналась:

— Нет, не курю.

— Тогда почему ты носишь с собой сигареты, — он указал на пачку, — эти сигареты?

Она так сильно сжала столбик кровати, что побелели пальцы.

— Они пахнут тобой.

Сидни шумно выдохнул и присел на краешек письменного стола. Как минимум, она путала причину и следствие.

— Ты об этом хотела поговорить?

Девушка облизала пересохшие губы. Шена нарочно отрезала себе путь к отступлению, потому что устала бороться. Выбравшись из Могильной ямы, она обнаружила дыру намного глубже и черней… в собственном сердце.

— И об этом тоже.

— Тогда давай начистоту.

— Давай, — согласилась она.

— Я

всего лишь прихоть?

— Не понимаю…

Рядом с пачкой сигарет лежало два идентичных ключа, каждый на своем кольце. Кому она отдаст дубликат? Для кого он изготовлен? Так странно… Сидни почти ощущал его вес в своем кармане.

— Я для тебя как трофей… еще один экземпляр в твою коллекцию?

— Что? — И она вспыхнула негодованием: — Нет!

— Тогда как?

— Сид… — Шена с болью улыбнулась. И хоть слезы уже жгли глаза, ей не понадобилось переступать через свою гордость или ломать какие-то ментальные барьеры: нужные слова без усилий сошли с языка. — Я люблю тебя.

Сидни остолбенел. У него перехватило горло, он оказался не в силах выдавить из себя ни звука и лишь несколько раз моргнул с ошарашенным видом. Какое-то время Шена ждала его ответа, хоть какого-нибудь, а потом опустилась на кровать, спрятала лицо в ладонях и расплакалась.

— Эй.

Он осторожно обхватил ее запястья и медленно отвел руки от лица. Шена посмотрела на него сквозь пелену слез: Сидни стоял перед ней на коленях. Когда он заговорил, его голос приобрел какую-то особенную мягкость и бархатистость.

— Хочешь покататься?

Она перестала плакать.

— Что ты имеешь в виду?

— Увидишь. Обувайся, — и Сидни отпустил ее руки, — я подожду за дверью. На случай если…

— Хорошо.

Шена умылась, надела сапоги и пиджак, потратив не больше двух минут. Взглянув на себя в ручное зеркальце, она припудрила щеки, скрывая их нездоровую бледность, и вышла в коридор. Они втиснулись в маленький лифт. Сидни все еще выглядел немного озадаченным, держал руки в карманах и всячески избегал ее взгляда. Ему определенно требовалось время, чтобы свыкнуться с новыми аспектами их отношений. Шена даже ощутила укор совести, что так спонтанно вывернула перед лидером душу и будто бы взвалила на него ответственность, от которой он хотел уклониться.

На улице Сидни подвел девушку к мотоциклу и остановился, улыбаясь. Шена широко распахнула глаза от изумления.

— Ты купил себе байк?

Он кивнул. Поневоле она вспомнила, как он честил их за малейшее нарушение правил, взять хотя бы ту историю с мобильниками, а уж Хетт из-за ее непримиримой натуры вообще влетало с завидной регулярностью. Но Шена предпочла обойтись без упреков: она ведь тоже снимала квартиру. Вместе с Хетт они арендовали ячейку в хранилище, Райс навещал старого отца… У каждого был свой секрет, а тайны девушка хранить умела. Им был отведен особый уголок в ее памяти. И она воскликнула с неподдельным восхищением:

— Классный!

— Правда? — В его глазах плясали веселые огоньки. — Садись.

Когда они оба уселись на мотоцикл, Шена прижалась к спине Сидни и сцепила руки у него под мышками. Это во многом походило на полноценные объятья, и ее затопило какое-то приятное умиротворяющее чувство, что-то наподобие благодарности. Шена с удовольствием вдохнула его запах, а ведь она и не подозревала, как сильно соскучилась по теплу его тела и по чужому теплу вообще. Промежуток, в который она не была ни Шеной, ни кем-то другим, те вырванные годы, проведенные в неподвижности, в пустой анабиотической дреме, начисто лишенной грез, в один момент перестали иметь значение. Это уже не набрасывало тень на ее существование. Шена ощущала себя живой, живее нормальных людей, раньше вызывавших у нее зависть.