Малах ха-Мавет
Шрифт:
— Прости меня, — дрожащим голосом прошептала она. — Пожалуйста, не уходи. Хочешь, я буду все время молчать? Только побудь со мной. Ты не просто мне нравишься… Ради тебя я готова на все, — подступающие рыдания сдавили ей горло, — а ты даже не представляешь, как это, да?
— Ошибаешься, — тихо ответил Сидни. — Ни черта ты не понимаешь.
Мягко высвободившись из объятий, он обернулся, пяткой закрыл дверь и привалился к ней спиной. Сухо щелкнул старый замок. Сидни привлек Трис к себе и зарылся лицом в ее волосы.
— Сид… — прошептала она, — Сид…
Чуть помедлив, он накрыл ее губы своими и тут
— Еще.
— Точно?
— Да.
Они одновременно потянулись друг к другу и начали с легких, осторожных поцелуев, но Сидни быстро утратил терпение и контроль. Он языком раскрыл Трис зубы и протолкнул его глубже в рот. Она что-то промычала, и, прежде чем опять завладеть ее губами, Сидни дал ей вдохнуть полной грудью.
Слабея, Трис уцепилась за него, чтобы не упасть. У нее подкашивались колени. Одной рукой придерживая девушку за талию, Сидни нащупал на ее спине молнию и стащил блузку с плеч. Трис читала в каком-то журнале, что мальчишки временами испытывают сложности со снятием лифчика, но Сидни справился с этим без труда. Ее бюстгальтер свободно повис на бретельках, а из него вывалились два силиконовых вкладыша.
— Это еще что за штуки?
Трис не позволила ему наклониться.
— Оставь. — И она до кончиков ушей залилась краской.
Однако Сидни не мог не заметить, как визуально уменьшилась ее грудь.
— М-м… — протянул он, — кругом обман.
— Дурак, — обиделась Трис.
Она мысленно сравнила себя с Шеной. Сидни будто бы заставил ее это сделать, и Трис разозлилась и расстроилась. Так у Шены грудь была больше? Может, и формой получше? По фотографии было трудно понять.
— Да ладно тебе… — Прильнув к Трис, он шепнул ей в ухо: — Меня устраивает.
— Ах устраивает… — недовольно проворчала она.
— Угу. — Сидни запустил руки под болтающийся на плечах лифчик и легонько сжал ее груди. Трис схватила ртом воздух. — Вполне.
Обида была тотчас же забыта, и они обменялись жадными поцелуями. Сидни толкнул Трис к стене. Ее тело охотно выгибалось навстречу ласкам, теплое и влажное дыхание Сидни щекотало ей шею. Его взмокшие ладони скользнули ниже. Он раздевал Трис неторопливыми движениями, вдыхая запах ее кожи. Совместными стараниями ее шорты упали к щиколоткам. Высвободив руки из рукавов и сбросив лифчик, она сама выпуталась из колготок.
Он сдернул с нее трусы и собирался приспустить свои джинсы, когда внезапно понял, что не слишком считается с ее желаниями. Голыми ягодицами Трис прижималась к холодной стене, шелковая блузка собралась в складки у нее на талии. Тяжело дыша, они смотрели друг другу в глаза.
— Ты не… Ну… — О таком неудобно спрашивать, и Сидни замялся.
Трис поняла его с полуслова.
— Нет, — и она показала ему язык. — Разочарован?
Он вновь поцеловал ее, все еще колеблясь. Трис расстегнула ремень на его джинсах, и ее пальцы наткнулись на грубый рубец под нижними ребрами. Она погладила ладонью шрам. Сидни никогда не был один, не был свободен. В этих отношениях их с самого начала было трое. Шена не мешала им с Трис быть вместе, наоборот, это Трис вторглась между ним и его мертвой девушкой.
— Так что… пойдем в комнату?
— Если
У Трис не было богатого опыта по этой части, и она бы предпочла расположиться на диване. Но ведь Шена в точности знала, как сделать парню приятно, или, если на то пошло, как угодить Сидни, а Трис ни в чем не собиралась ей уступать.
— А как хочешь ты? — спросила она.
Его зубы сверкнули в темноте.
— Я покажу тебе, — сказал он, рукой раздвигая ей бедра. — А потом… — он не переставал улыбаться, — можем попробовать и диван.
— Ты ставила на мне опыты? — Хотя ее руки и ноги стали ватными и едва шевелились, в голове Лотти воцарилась кристальная ясность. Как будто туман наконец рассеялся и из-за туч проглянуло солнце. — Как на кроликах? Или крысах?
Воспоминания набегали волнами, грубо вторгаясь в реальность, приобретая четкость и объем. Хлоя делает ей инъекцию, она что-то говорит, но черты ее лица расплываются, а голос пропадает и тонет в вязкой мгле. Провал. Из голубой вены на сгибе локтя торчит капельница. Лотти вскидывает взгляд: тонкая трубка вьется по блестящей хромированной стойке, выше и выше, скручиваясь в бесконечную серебристую спираль. Ее тут же рвет кровавым желе себе на колени, его комки влажно шлепаются на пол, как ошметки плоти. Провал. Где-то глубоко внутри Лотти чувствует шевеление. Что-то сладко мурлыча себе под нос, Хлоя проталкивает в ее потроха свою руку. Опять провал. Лотти одна, лежит ничком на ледяном полу. В подвале никого нет. Тихо потрескивают лампы дневного света. Она еле находит в себе силы доползти до двери, волоча ноги, когда та отворяется. На пороге возникает другая Лотти, вся черная, от макушки до пят, словно искупалась в мазуте. Ее кожа щетинится металлическими иглами с пластиковыми колпачками, иглами от шприцов.
— Я выбрала тебя из трех кандидаток, — пробился к ней голос Хлои, ненавистный голос, и видения съежились, как клочки горящей бумаги, прежде чем окончательно растаять. Лотти моргнула несколько раз, сверяясь с обстановкой. — Разве тебе это не льстит?
Сложив пальцы в замок, Хлоя сильно наклонилась вперед, и в глубоком вырезе платья показались ее груди с бледными ореолами сосков. Когда Лотти промолчала, сжав зубы, Хлоя подобрала с пола цепь и потянула к себе. Ошейник тупым краем уперся Лотти в подбородок. Она попыталась выдернуть цепь из Хлоиных рук, но та держала крепко.
— Что ты делаешь? — зашипела Лотти.
— Я думала, тебе нравится сидеть на цепи. Аирре дергал за нее точно так же, как и я, и ты радостно бежала к нему навстречу. Почему же ты не идешь ко мне?
— Аирре всегда хотел мне добра.
— Еще бы, — усмешка Хлои не предвещала ничего хорошего, — как и всем нам.
Лотти заподозрила подвох.
— О чем ты?
— Ты была его любимицей, это верно, — сказала Хлоя, начисто проигнорировав вопрос, — и он действительно берег тебя. Меня он никогда не жаловал, взваливал на мои плечи самую грязную работу… И пока ты уродовала беспомощных девочек, я лазила по канализационным стокам в компании огромных, в длину как две мои ладони, крыс. Но дело вовсе не в этом. Это как раз чепуха. Я не злопамятная и умею прощать. И Аирре не устраивал меня не из-за того, каким он был или как со мной обращался. Это все не имело значения… Важно было лишь то, чем он был.