Малахитница (сборник)
Шрифт:
— Пора начинать… — проговорила она себе, наклоняясь над сундуком.
Пусто. Не было ни свечки, ни платка. Даже книга исчезла. Сундук был абсолютно пустой.
Паша закипела:
— Да черт возьми, черт возьми! Сколько можно?! — вскрикнула она и тут же вздрогнула от резкого стука в окно, осторожно подходя ближе.
По ту сторону стекла возле рамы лежал мертвый воробей.
Паша до ночи искала все свои приготовления. Как назло, они были разбросаны по всему дому. Свеча лежала под ее подушкой, платок застрял под половицей. Вот только
Дождавшись темноты, она боязливо вышла на порог, молясь лишь на помощь предков. Паша осторожно начала зажигать спичками свечу, но все никак не получалось.
— Вот черт… — она снова провела по ребру, и в руке ее загорелся долгожданный огонек, что едва не обжег ее пальцы, подпаливая край платка.
Паша суетливо отложила спички на подоконник и решительно двинулась вперед.
Тусклая луна будто умирала, настолько близко она казалась к земле.
— Раз, два — время колдовства, — отсчитывала Паша шепотом ступеньки от порожка, как это делала старуха, спускаясь вниз, — три, четыре, пять — пора исполнять… Шесть, семь — навь здесь насовсем…
Свеча колыхнулась, и Паша тут же прикрыла ее рукой. Она осторожно дошла до забора с частоколом, нервно поглядывая на порог дома.
«Надеюсь, в этот раз не придется лезть через окно…»
Пора начинать первый круг.
— Дедушка-домовушка, слушай, не серчайся, на меня не обижайся… Счастье мое сберегай, дом охраняй… — медленно заговорила Паша, стараясь ничего не забыть.
Первые шаги давались ей с трудом, ведь девушка отвлекалась на каждый шорох. Треск веток — и она останавливалась, боязливо озираясь, однако тишина и темнота лишь сильнее давили на нее, поторапливали скорее закончить обряд. Постепенно собственный нашептывающий голос успокоил Пашу, шаги становились все увереннее и быстрее. Этот круг она прошла довольно легко, и даже резкие звуки из глубин леса и гор уже не пугали ее.
На втором кругу Паша заметила, что свеча стала странно дергаться и выпускать черный дым.
— Дедушка-домовушка, слушай, не серчайся, на меня не обижайся… Счастье мое сберегай, дом охраняй…
Девушка поежилась, чувствуя, как по спине и ногам пробегает табун мурашек, но не остановилась. На последнем обходе все звуки постепенно смолкли: деревья будто замерли вместе со свечой, лишь воск стекал по пальцам остановившейся от испуга девушки — сзади послышались шаги. Сердце Паши сжалось от страха. В такой глуши ведь нет никого, кроме ее.
— Не домового тебе надо встречать как новой хозяйке, Пашенька. Али не научила тебя старая?
Она испуганно опустила глаза в землю. Пара сапог остановилась прямо
— Другой обряд нужен, милая.
Паша осторожно подняла голову и встретилась взглядом с темными — словно весь лес в них отражался и плотоядно смотрел в душу — глазами. Девушка едва не шагнула назад, бросаясь к дому. Паша вцепилась двумя руками в свечу, будто она могла как-то спасти ее. Она судорожно пыталась понять, кто же перед ней: шаги слышны, а тени нет, даже пар изо рта не идет. Хозяином леса был леший, но бабка говорила ей, что тот уже старый, «помирать ему скоро». Так кто же он? Обряд ведь уже подходил к концу, не могла же она кого-то чужого призвать?
Паше никак не удавалось успокоить выскакивающее из груди сердце. Она вмиг забыла все заветы своей старухи.
— Отчего молчишь, Пашенька? — склонил он голову набок, вглядываясь в ее лицо. — Али немая ты?
Бабка никогда ни с кем не разговаривала во время обрядов. Девушка, помня это, держала язык за зубами.
— Пашенька, — ласково, но с легким нажимом начал он, — ты же не хочешь быть здесь, читать заговоры да задабривать домовых?
Девушка молчала, не решаясь подавать голос. Она внимательно смотрела на юношу и спешно вспоминала все, что ей когда-либо говорила бабка, однако в голове всплывали лишь ее пронзительные глаза, полные укора.
— Давай так, — продолжал молодой человек, — сейчас мы с тобой зайдем в дом и проведем вместе другой обряд. Впустишь меня, Пашенька?
Девушка же дрогнувшим голосом перебила его:
— Чур меня!
Она загнанным зверьком смотрела на него снизу вверх. Как же он может избавить ее от этого дара?
Однако юноша добродушно улыбнулся, заслышав чужой голос:
— Негоже отказываться от даров, Пашенька, — сказал он, любезно протягивая ей руку, желая сопроводить до крыльца. — Только в другую сторону нам надо.
Девушка, словно завороженная, смотрела на чужую руку, кусая нижнюю губу изнутри.
А может согласиться? Вдруг это ее шанс перестать быть Азовкой? Спасти свое будущее, свою привычную жизнь…
Лишь потянула она свою руку, как огонь свечи в другой ярко вспыхнул, ослепляя, и в голове закричали слова старухи: «Никогда ничего не спрашивай у ночных жителей гор! Не соглашайся и не впускай их в дом!»
Девушка резко выдохнула облако пара и отшатнулась.
«Никогда не прерывай обряд! Всегда смотри на знаки, что даются перед ним!»
Сердце предательски громко застучало. Все тело будто стало мертвенно ледяным. Что же она наделала?
— Чего же ты, Пашенька? Пойдем медленно в дом, как раз свечка догорит.
Паша бросила взгляд вниз. Дрожащие холодные руки ее уже были в черном воске, а огонек колыхался на последнем издыхании.
На чем же она остановилась? Надо срочно заканчивать обряд хоть как-нибудь… Бабка ведь говорила, что предки всегда защитят…
Паша снова выдохнула, прикрыла глаза и торопливо шагнула вперед мимо странного незнакомца.