Шрифт:
ПРОЛОГ
…Кошмар всегда начинался в полночь. Распускался, будто диковинный хищный цветок, растущий в сердце недосягаемых теперь болот. Столь же чёрный, с багряной, как свежий порез, каёмкой на лепестках и терпким, отравляющим ночной воздух ароматом.
Приманка для глупцов.
Как же его называли? Черноцвет? Гадюшник?
Нет, не вспомнить.
Жар, что заполнял камеру, походившую на склеп, нещадно путал мысли. Железо наручников давило на израненные запястья, пересохшая глотка жаждала хоть каплю
– А я – лягушка в молоке… Лягушка, лягушка, лягушка…
Упрямица, что взобьёт масло и выпрыгнет на волю. Победительница, счастливица. Та, что одолеет жестокую недолю.
Да только вокруг не молоко – всё равно, что крутой кипяток. И до слуха уже донёсся грохот засовов, а затем – знакомый, мерный стук каблуков.
Его личный кошмар, его лихо ночное, явилось рассказать новую страшную сказку.
Скрежет металла по камням. Нож? Меч? Стрела? Так легко, играючи, до мимолётных искр…
Туман, что застилал усталые глаза, мешал Малахиту видеть. Но он и так знал, что на бледных щеках его гостьи алеют кровавые яблоки. Кто же на сей раз отдал ей силу из жил? Кого она убила, растянув свой рот в безумной скоморошьей улыбке? И, обмакнув пальцы в ещё горячую, чужую кровь, разукрасила себе лицо?
Малахит не собирался спрашивать.
Гостья приблизилась, наклонилась, чтобы коснуться его обнажённой руки. Того самого места, где третьего дня срезала зачарованное родимое пятно, лягушачью шкурку. Тихонько рассмеялась.
Миг – и наконечник стрелы легко ткнул Малахита под подбородок. Чуть надавил, выпуская рдяную ниточку крови. Заставляя взглянуть царевне прямо в лицо.
– Ты готов, Лягушонок?
ЧАСТЬ 1
ГЛАВА 1. МАЛАХИТ. Лекарь с болот
Два месяца назад
В харчевне «Щукин кот» царствовал привычный шум. Шныряли туда-сюда ладненькие служанки, мёд-пиво текло по усам, не минуя ртов, а запах стоял такой, что можно было наесться и без пищи: тут вам и аромат карасей, жареных в сметане, и нежнейшего тельного из белорыбицы, и расстегаев с визигой, луком и крутым яйцом…
Слава богам, здесь подавали только рыбу. Вот Малахит и сел в тёмном уголочке, чтобы заказать любимого съестного. Скупо улыбнулся девчонке, что выслушала его заказ, и, поудобней устроив свой мешок на скамье, принялся ждать.
День был хороший. Малахит успел закупить на рынке достаточно редких целебных трав, не напоролся на недругов, да и здесь, в «Щукином коте» его вряд ли побеспокоят: вон, сколько неместного люду привалило. Говор не столичный, видать, заезжие: торгованы да обозные охранники, прислужники и искатели приключений. Кто из них признает в нём царскую особу? Да никто.
«Особенно, когда царского в тебе и нет», – мрачно усмехнулся Малахит, придвигая к себе принесённое блюдо.
Царевич по воле судьбы.
Кинь кто на него быстрый взгляд – и увидит всего лишь усталого, худолицего парня, едва минувшего своё двадцать третье лето. Старую, полную заплат рубашонку и волосы, заплетённые в чёрную косу, что сейчас, приколотая, гадюкой свернулась на затылке.
Но взгляд повнимательнее приметит и рубцы от ожогов на щеке, и длинные пальцы лекаря, и плечи, натруженные явно не лёгкой работой.
А кто посмеет заглянуть в глаза – вспомнит блеск малахита. И отвернётся, почуяв в незнакомце нечто, от чего в памяти тотчас всплывут гиблые топи, тучи жадного до крови комарья и квакающий хохот болотниц…
Малахиту было давно плевать, какое впечатление он производит на людей. Те, кто знали и уважали его, приходили к нему, несмотря на внешность и происхождение. Ведь значение имело лишь то, что он умел.
Стоило это подумать, как подле его стола вырос хозяин харчевни, Рыбак: крупный, пузатый мужик, чьё добродушное, обычно румяное лицо сейчас казалось каким-то линялым.
«Тревожит что-то», – сразу понял Малахит, проглотив последний кусок.
– Здравствуй, господин, – хрипло прошептал Рыбак. – Дозволь отойти, поговорить?
Малахит молча кивнул, ощутив, как за пазухой не вовремя завозилась любимица Квакушка. И, бросив быстрый взгляд по сторонам, тихо двинулся за Рыбаком, к неприметной дверке. Не следует обсуждать важные дела при посторонних.
– Ну? – спросил Малахит, когда шум харчевни отдалился, и они остались вдвоём. – Что случилось?
Квакушка выбралась на плечо, радостно квакнула, приветствуя Рыбака, но тот лишь сморщился, как печёное яблоко, и побледнел сильней. Однако шесть лет назад, в день, когда впервые просил помощи, он выглядел куда хуже: белый, точно простокваша, весь трясётся древним старцем… Ещё бы. Такая хворь напала на любимую дочурку. Малахит её тогда еле спас.
Он отлично помнил десятилетнюю, рыжую кроху с глазами в пол-лица и то, как радовался её спасению. С тех пор девчонка поднялась справной девушкой и помогала батюшке наравне с работницами.
«Да только сегодня я её не видел», – вдруг понял Малахит. Нахмурился и ступил к Рыбаку ближе:
– Что-то с дочкой опять? Говори!
Харчевник вздохнул. Медленно, через силу, начал:
– Вчера к нам гости заглянули, господин. Да не простые… Царевич Златоцвет со свитой. Одет просто, да я его всё равно потом признал. Никогда ведь к нам на окраину не заглядывал, брезговал…
«Так», – Малахит стиснул зубы, начиная понимать.
– Желана им сама прислуживать стала. Не углядел я их сразу, другую девку не направил, а надо было… – тем временем, горестно продолжил Рыбак. – Царевич её подметил, всё с собой усадить пытался. Понравилась, мол, очень… Красавицей даже называл… А потом щедро денег отсыпал. И сказал, что вернётся.