Малакай и я

МакЭвой Дж. Дж.

Ни он, ни я не произнесли ни звука, поднимаясь по ступеням из гаража в дом. За исключением белых простыней, покрывавших мебель, все было по-прежнему. Да и насколько сильно мог измениться дом? Высокие деревянные потолки с перекрытиями так и остались высокими, серый диван так и стоял напротив арочных окон, но чего я не ожидала увидеть, так это фото за лампой. Подойдя к нему, я подняла рамку и коснулась изображения, на котором мой загруженный чем-то дедушка и подростковая версия меня делали селфи.

— Прости, — прошептал Малакай, подходя ко мне и

тоже глядя на фотографию. — Я увидел ее на прощальной службе в день похорон и, ну как бы, украл ее.

— Ты был на похоронах?

Он выглядел задетым.

— Я был там от начала до конца.

— Ты ничего не говорил...

— Ты сказала держаться от тебя подальше, помнишь? — ответил он, хотя я и правда забыла. — Ты в самом деле думала, что я бы не пришел?

Я кивнула.

— Я решила, ты не хотел рисковать увидеть Ли-Мей. Ты пытался избегать ее, то есть меня, но...

— Альфред был моей единственной семьей. Конечно, я пришел бы, не смотря ни на какой риск.

— Единственная семья, кроме меня, — добавила я радостно.

Он кивнул.

— Кроме тебя.

— То есть мне не нужно оставаться в гостевом доме? — спросила я, поставив фотографию на место.

— Каком гостевом доме? — Он притворился, будто не понимает, о чем я говорю. — Нет никакого гостевого дома. Вообще-то даже и гостевой комнаты нет. Тебе придется жить со мной.

Я засмеялась и обняла его.

— Мне не хватало этого здесь.

— Мне не хватало здесь тебя. — Он тоже обнял меня, поднял и стал кружить.

Пока я смеялась, все вокруг потемнело.

24 апреля 1644 — Дворец Земного Спокойствия, Пекин, Династия Мин

Я бежала так быстро, как только могла, и стараясь не смотреть в их лица, хватала стрелы из-за спины и одну за одной выстреливала прямо им в грудь. Все они падали, сраженные, что позволило мне без препятствий попасть в покои отца.

— Принцесса!

Все, что мне удалось увидеть — бурю ее черных волос, когда она прикрыла меня собой от летящего кинжала, попавшего прямо ей в шею. Ее глаза встретились с моими всего на секунду — нет, на полсекунды, — прежде чем закрылись, и она упала на пол. Я не могла скорбеть, не могла плакать, не могла кричать, я могла только бежать к своей семье, пока стражи бились и прокладывали мне путь, отдавая свои жизни за нас — многие из таких же в городе уже давно перестали верить в нас.

Нам нужно только сбежать. Мы можем сбежать. Это все, о чем я думала, налетая на двери с такой силой, что чуть не упала, когда они открылись передо мной. Развернувшись, я захлопнула двери и задвинула засов. Но то, что оказалось внутри, было страшнее того, что осталось снаружи.

— К... Куни? — выдохнула я, пригвожденная взглядом к своей сестре, своему лучшему другу, лежащим в море крови в ногах у... — Отец?

Он смотрел на меня, весь покрытый

кровью нашей семьи. Увидеть его таким... лук выпал из моих рук на пол. Он крепче сжал в руках, покрытый королевской кровью, меч и повернулся ко мне, рыдая, но все еще ошеломленный.

— Почему? — это все, что я могла спросить. Почему? Почему он сдался? Мы могли сбежать. Мы могли сбежать?

— Почему ты должна была родиться в этой семье?! — закричал он на меня, и это так потрясло, так испугало, что я занесла руку и обнажила меч, металл которого вскоре медленно коснулся моей кожи и прошел сквозь плоть. Я не чувствовала ничего, кроме злости. Злости на себя за заботу, за то, что бросила его, чтобы спасти других...

МАЛАКАЙ

26 сентября 1646 — Гуан Ан Мен, Пекин, Династия Мин

— У нас получилось, принцесса, — прошептал я, не в силах оторвать взгляд от голубых вод перед нами. Наконец мы были за пределами городских стен, уходя дальше от Запретного города, императорского дворца, который однажды принадлежал ей, но под властью нового императора стал ее тюрьмой. Мы удалялись и от солнца, оставляя позади себя закат, но она молчала, и в этой жизни больше не произнесла ни слова.

Ее последней просьбой было скакать вместе, но в реальности это означало, что я не должен снова видеть, как она умирает. Мы скакали так, словно пытались убежать от нашей судьбы. Прижав ладонь к ее холодной руке, сжимавшей мою одежду, другой рукой я прикрыл рот и стал кашлять так сильно, что испугал лошадь и спугнул птиц из их гнезд. Когда я отнял руку от лица, на ней были пятна крови. Улыбаясь, я сжал ладонь в кулак и стер им кровь с губ.

— Веселого мало, любовь моя, — шептал я ей. — Император, которому служила ты, убил тебя, а император, которого я воздвиг на его место, убил меня. Судьба… — Я сдержал вопль, который грозился сорваться с губ. — Судьба шутит, а не наказывает?

***

Проснувшись, я понял, что взгляд мой затуманен моими собственными слезами. Я вытер слезы, поднялся в кровати и ощутил в голове знакомую боль.

— Эстер? — позвал я ее, не увидев рядом. — Эстер? — уже запаниковал я и поднялся на ноги. Когда она потеряла сознание, я принес ее в спальню, но после этого я же должен был все помнить.

В гостиной ее тоже не нашел, но почувствовал запах кофе.

— Эстер?

— Я здесь.

Ее голос был мягкий, едва слышимый. Я пошел на звук и нашел ее, сидящей на полу, в галерее, с накинутым на плечи уже знакомым одеялом, а рядом с ней — кофейник. Все картины, которые я создал для нее, были распакованы. Она взглянула на меня через плечо, и ее лицо... она выглядела такой замученной, но все равно улыбнулась мне и подняла чашку.

— Кофе?

— Пойдем, тебе не нужно тут оставаться... это...