Малая земля
Шрифт:
— Выздоравливай, Томочка, наша Кнопочка. Знаю, больно. Но ты же морячка, мы верим, что вынесешь все боли. — Повернувшись к врачу, сказал: — Если надо ей влить кровь, то крикните нам.
Тамара осталась живой. Я встретился с ней в Новороссийске на вечере ветеранов 255-й бригады морской пехоты. Сейчас она работает фельдшером в Одесской области. Теперь это уже не худенькая девочка, а солидная женщина, в которой трудно угадать прежнюю Кнопку…
5
На
— Не обижайся, девчурка. Когда-нибудь будешь вспоминать этот подарочек. Люблю тебя по-отцовски. Гляжу на тебя и вспоминаю дом, родных…
Во время апрельских боев, когда вся Малая земля горела от взрывов бомб, снарядов и мин, Вера ползала по воронкам, окопам и перевязывала раненых, стаскивала их в безопасные места. Приползла она и на пулеметную точку дяди Саши. Второй номер пулемета и подносчик патронов лежали раненые. Вера перевязала их и по одному перетащила в глубокую воронку от бомбы.
— Лежите тут, — приказала она. — Вернусь, тогда доставлю в санчасть.
Она вернулась к дяде Саше. За это время ранило и его. Он стоял на коленях, а кровь сочилась сквозь гимнастерку. Глаза его были устремлены в сторону противника. Вера подползла к нему и достала из сумки бинт.
— Дядя Саша, давайте перевяжу.
Он повернулся к ней и закричал:
— К черту перевязку! Стреляй, черт побери! Не видишь, что ли, — фашисты прут сюда!
Вера выглянула и увидела бегущих прямо на нее немецких солдат. Через минуту-две они будут тут. Сердце ее похолодело. Она-то еще успеет уползти. Но дядя Саша останется, он не может даже дотянуться до пулемета. А в воронке лежат еще двое раненых.
— Стреляй же! — крикнул Степанов и зло выругался.
Вера отбросила медицинскую сумку и взялась за рукоятки пулемета. Она стреляла до тех пор, пока не кончилась лента. Когда пулемет замолк, выглянула из-за щитка. Немцев как ветром сдуло.
Она села на дно ячейки и закрыла лицо руками. Дядя Саша окликнул ее:
— Чего же сидишь? Перевязывай, пока время есть.
Она отняла руки от лица, и он увидел на ее глазах слезы.
— Ну чего ты, дурочка, слезу пущаешь? Может, серчаешь, что крепко выругал? Но положение было такое, сама понимаешь, — стал он успокаивать ее.
Вера смущенно улыбнулась и виновато
— Я просто испугалась.
Она перевязывала его, а сама то и дело поглядывала в сторону противника.
— А теперь заправь ленту, — сказал он, когда она закончила перевязку. — А потом ползи к командиру роты и доложи, что у пулемета никого нет, пусть кого подошлет. Я побуду тут.
— Вы же раненый. Я отведу вас.
— Выполняй приказание, дочка.
Вера разыскала командира роты, доложила, а потом опять поползла к дяде Саше.
Когда стемнело, Вера перенесла всех раненых в санчасть. В полночь их отправили в береговой госпиталь.
Ночью немцы не предпринимали атак, но артиллерийский и пулеметный обстрел не прекращали. Всю ночь в небе кружили вражеские бомбардировщики, которые бросали бомбы, хлопушки, пустые бочки, рельсы, издающие при падении отвратительный свист. Вера после полуночи забралась в «лисью нору» и уснула, не обращая внимания на непрерывный грохот взрывов.
Утром немцы возобновили атаки. Пробираясь по траншее, Вера услышала стон в землянке связистов. Вбежав туда, увидела раненого связиста Василия Склярова. Осколок впился ему в плечо.
Вера хотела перевязать его, но он оттолкнул ее.
— Некому связь держать. Сама понимаешь, что во время боя без связи нельзя.
— А ты сообщи, что ранен. Пришлют замену.
— Не пришлют. Некому заменять.
Он опять застонал, морщась от боли.
— Осколок, гад, застрял в кости. Слушай, сестренка, ты что-нибудь в медицине соображаешь или только перевязывать умеешь?
— А что?
— Выдернула бы ты осколок.
— Я же не хирург. Да и обстановка тут…
— Попробуй.
Он стянул с себя окровавленную гимнастерку и рубаху.
— Действуй.
— Больно будет.
— Перетерплю. Если буду ругаться, пропускай мимо ушей.
Вера протерла рану марлей, смоченной в спирте, и взяла в руку пинцет. Скляров заскрипел зубами от боли, потом не выдержал и стал отчаянно ругаться, однако не отталкивал Веру от себя. А она приговаривала:
— Терпи, Вася, терпи, ты же гвардеец. Я уже нащупала осколок, осталось зацепить. Сейчас будет еще больнее, ты ругайся, ругайся…
Осколок был вынут. Обильно заструилась кровь. Вера заложила в рану тампон и туго забинтовала. Лицо связиста побледнело, на лбу выступил пот. Несколько минут он сидел неподвижно, прислонившись к каменной стенке землянки и закрыв глаза.
— Пошли в санчасть, — предложила Вера.
Он открыл глаза, несколько мгновений молча смотрел на нее, потом сказал:
— Вон там в углу вещмешок. Покопайся в нем, может, во фляге есть водка.
Водки во фляге не оказалось. Тогда Вера отлила в кружку из своего пузырька немного спирта, развела его водой и дала Склярову. Выпив, он облегченно вздохнул, взял телефонную трубку.