Мальчик, который умел летать
Шрифт:
Передвигаю стул поближе и обнимаю ее плечи.
— Саша, что случилось? — повторяю я в третий раз. Она вдруг странно всхлипывает и начинает плакать, уткнувшись мне в футболку.
Совсем плохо всё, понимаю я.
О том, что от Сашки мать отказывалась, я уже знаю. В приюте еще Сергей сказал. Кому нужна дочь, вбившая себе в голову, что ей лучше парнем быть?
А кому нужен мальчишка, у которого ноги отказали?
Никому, правильно.
Шесть месяцев в приюте прошли, а дальше — либо домой, либо в детдом. Домой ее не пускают, мать отказывается
— Я не могу, не могу так больше, — она всё говорит и говорит, словно выталкивает наружу слова, — Они все думают, что я псих, ненормальная, что придумываю всё. Если бы вчера вы меня не нашли, меня точно бы кто-нибудь убил или я сама с моста бросилась. Я не могу так, не могу…
Я глажу ее по взлохмаченным волосам и думаю о том, что она странно похожа на меня. Но жизнь того Кира Мартова изменил Замок Средь Миров, а кто изменит жизнь Сашки Жихаревой?
Кто, если не я?
Я закрываю глаза и пытаюсь сделать то же, что и с гарпией.
Всё будет хорошо. Мы рядом.
А ты просто будь собой.
Она вздрагивает. Кажется, странный дар, данный мне вместе с умением летать, все-таки работает и в нашем мире.
Отплакавшись, она от меня отстраняется.
В глазах уже не страх. Какое-то странное жадное выражение. То ли надежда, то ли вера.
— Спасибо, — шепчет она.
— Не за что, — автоматически отвечаю я и вглядываюсь в ее лицо. Пытаюсь найти взъерошенного мальчишку, а вижу потерянную одинокую девочку, которая от чего-то отчаянно прячется за очередной ролью. И вдруг говорю, сам от себя не ожидая, — От меня тоже отказались.
— Потому что ты не мог ходить? — спрашивает она. Я качаю головой.
Я перестал ходить в пять лет. А на улице оказался в почти десять.
Больницы, больницы…я столько видел этих больниц, что до сих пор иногда чувствую запах лекарств во сне. Но однажды понимаешь, что никакие больницы не помогут. Родители это поняли. И решили жить дальше.
Со здоровым ребенком — моим младшим братом.
В спец-интернате для инвалидов до нас никому не было дела. Хотя нет, было. Инвалиды ведь не могут дать сдачи, если кто-то выместит на них свое плохое настроение. Кого-то били, над кем-то издевались. А я к тому времени уже побывал в Замке Средь Миров и безумно хотел летать. Меня доводили из-за этого. Смешно это…мальчишка, даже до туалета добирающийся с трудом, а говорит о полетах.
Я тогда почти перестал разговаривать. А потом и вовсе сбежал, вместе с другим мальчишкой. А когда меня впервые поймали в Москве, на той станции метро, назвался придуманным именем, возникшим однажды в голове — Кир. Тем более, что меня никто не стал искать: ни родители, ни интернат. Так и появился Кирилл Мартов. Почти пять лет назад.
Я рассказываю это спокойно, но внутри что-то отпускает.
Я не могу рассказать это все Тимуру. Да и Валерке сказал не все. Но Саша понимает.
Мы так и сидим, взявшись за руки, пока не слышим звук открывающейся двери. Тимур возвращается из РКБ.
— Ну что, воспитательная беседа проведена, ребенок все осознал, можем домой отправлять? — интересуется он, выкладывая
— Тим, пошли, покурим, а, — предлагаю я. Он смотрит на меня как на дурака.
— Ты ж не… — я тяну его за рукав и показываю на Сашку глазами, — А, пойдем, конечно. Сань, подожди нас пару минуток.
На балконе много красивых вещей. Деревянные полки, стулья, даже маленький стол. Наверное, работа тимкиного отца.
Я неловко опускаюсь на один из табуретов.
— Что с Валеркой?
— Все нормально, потом расскажу, — отмахивается Тимур и спрашивает, не давая не времени подготовиться, — У вас тут что происходит, елки-палки?!
И я выкладываю ему про Сашку все как есть.
— Ей нельзя в приют, ее сразу же в детдом отправят, — заканчиваю я, — И на улицу нельзя. Тим, я ее одну отпустить не смогу. Ты же понимаешь…
Тимур шумно выдыхает.
— Да, покурить бы действительно не мешало, — замечает он, — И что ты думаешь, я тебе позволю опять туда вернуться?
— А ты что, сын миллионера или Гарри Поттер, чтобы все проблемы разом решить? — язвлю я непривычно для себя.
Тимур машет перед моим лицом ладонью:
— Алё! Ты не забыл кто мы?
И кто же, спрашиваю я одними глазами.
И он отвечает мне без слов.
Мы те, кто умеет летать.
Возвращаемся на кухню через минут пять. Саша сидит на подоконнике и смотрит на улицу. Вид у нее потерянный. Когда мы входим, она легко, по-кошачьи, спрыгивает на пол.
— В общем, так, — без обиняков начинает Тимур, — Кир мне все рассказал. Да не смотрите вы оба на меня как на фашистскую Германию! Саша, ты пока здесь остаешься. Я сказал "пока", а не "на всю оставшуюся жизнь и давайте сейчас же пропишемся", — ехидничает он, замечая ее недоверчивый взгляд, — Нам разобраться во всем надо. И всё решить. Но не прямо сейчас.
Сашка вдруг снова начинает реветь. Тимур обреченно поднимает глаза.
— Блин, скажешь "иди" — плачет, скажешь "оставайся" — тоже плачет. Я что, сказал что-то не так? Эй, успокаивайся уже, хватит!
Я улыбаюсь уголком рта. Тим ведет себя как обычно. Шуточки, смешки, а за этим всем и не замечаешь того, что он сделал.
Мой друг.
Жихарева вытирает слезы кулаком и подходит к нам.
— Спасибо. Вам обоим.
— Было бы за что, — удивляется Тимур, — Это ж временные меры. Вот когда все окончательно утрясется, тогда скажешь.
Я молчу, как обычно. Только на душе до странности тепло.
— Новости такие: Валерий Шагаев, четырнадцать лет, безнадзорный, мать проживает в Приволжском районе, улица Портовая, вместе с сожителем — находится в реанимации, положение тяжелое, но стабильное, — говорит он монотонно, — Была временная слепота, сейчас уже видит немного. К нему пускают только родственников и родителей. Мать известили, но она в РКБ еще не появлялась. Врачи о-о-очень сомневаются, что появится.
Голос у Тимура при этом не особо печальный. Может, он думает, что такая мать и не нужна задаром.