Мальчик, который умел летать
Шрифт:
— Дальше, если после больницы не заберут мать или другие родственники, будет приют. А потом — сам знаешь.
— Да уж, — подтверждаю я, — А откуда ты все знаешь это?
Тимка усмехается.
— Природное обаяние. Поговорил с одной тетечкой-врачом, потом с другой. Еще Галине Ильиничне позвонил, сочинил трогательную историю, что пока по городу тусовался тогда, успел с Валеркой познакомиться и сейчас переживаю за друга.
Усмешка у него при этом недобрая. У меня появляется странное чувство, что Тимур не только
Мы сидим в комнате Тимура. Он параллельно включает компьютер.
Сашка, которую оставили за главную на кухне, гремит посудой и что-то готовит. Мы, на правах старших, скинули это на нее. Точнее, Тим скинул.
Мы к Валерке не попадем. Да и смысла нет. Еще одного бездомного котенка Тимур в дом не потащит. Здесь же не приют, в самом деле.
Кажется, я знаю что можно сделать.
— Мне адрес надо узнать, — говорю я, — Где его мать живет. Где-то на Портовой, говоришь…
Он что-то быстро набирает на клавиатуре.
— На Портовой, ага. Сейчас найду, погоди.
Он узнает адрес через пару минут. Как? Мне не понять.
— Я, вообще-то, не только порнуху в интернете скачивать умею, — смеется он, в ответ на мой вопрос, — Что, поехали?
Через пять минут мы уже выходим из квартиры, оставив Сашку со строгим наказом никому не открывать дверь. Она переводит взгляд с меня на Тимура и спрашивает, пока мы обуваемся.
— Может быть, я с вами? Я не буду мешать.
— Я знаю, что ты мешать не будешь, — говорю я, — Тебе нельзя сейчас показываться особо.
Она кивает, понимающе.
— Да. Конечно. Удачи.
В лифте Тимур фыркает.
— Если б не знал ситуацию, решил бы, что она в тебя влюбилась.
— Ты уже про Айше так говорил.
— Про Айше я говорил другое, — хмыкает он, — Там скорее ты, а не тебя…
Я рассерженно выдыхаю. Тимур вечно придумывает то, чего нет.
А может и чего есть? Ведь помогла же она мне сбежать из зоопарка.
Всю дорогу до Речного Порта мы не разговариваем. Не потому что ссоримся, просто Тимур какой-то странный сегодня, а я думаю о том, что буду делать.
Старая пятиэтажка. Во дворе сломанные железные горки, качели и красивые тополя. По краю тротуара — сметенный дворниками тополиный пух. Дорога вроде бы и недалеко, а шума от нее нет. На скамейках сидят бабульки, приглядывающие за играющими внуками и болтающие о своем.
Тихий двор старого города.
Тимур смотрит номера квартир на подъездных стенах. Нам нужна сто тридцатая. Десятый подъезд.
Нам везет, входная дверь открыта. Проходим и поднимаемся на четвертый этаж и сразу же видим деревянную дверь, покрашенную в густо-зеленый цвет. Звонка нет, надо стучаться.
Поднимаю кулак и колочу что есть сил.
Никто не открывает.
— Наверное, на работе, — пожимает плечами Тимур. Я стучусь снова.
Открывается
— Чего шумите? Что надо?
— Мы к Шагаевой, — выступает вперед Тим, — Вы не знаете, во сколько она с работы возвращается?
Старуха подозрительно на нас смотрит.
— Вера в запое вторую неделю, какая работа. Дома она, только не открывает. А вы кто такие?
— Пионеры, блин, — тихо бросает в сторону он и ударяет по двери. Результата никакого.
Старуха, оказывается, хорошо слышит.
— Ты бы, пионер, не хулиганил, а то милицию вызову.
— Извините, не буду, — неприязненно говорит Тимур и перестает колотить, — Пошли, Кир.
Мы уже на ступеньках лестницы, когда я оборачиваюсь к старухе.
— Вы не подскажите, а на какую сторону у них окна выходят?
Она изумленно на меня смотрит, но все-таки отвечает.
— На двор.
— Спасибо, — благодарю я, и мы спускаемся вниз, к подъезду.
Войти в дверь не удастся, ну и ладно.
Мы ведь умеем летать.
— Ки-и-ир, — жалобно говорит Тимур, — А может это…ну ее в баню. Проспится, откроет сама, а мы у двери будем караулить.
Он боится того, что нас увидят. Риск есть, конечно, но сейчас день, взрослые на работах, а детям и старикам чего только не привидится.
Я наконец открываю старый ржавый люк на крышу и мы залезаем наверх. Взлетать снизу точно нельзя, там уж точно кто-нибудь обратит внимание.
Квартира Валеркиной матери точно под нами, на этаж ниже.
Переглядываемся. Вроде никто наверх не смотрит. Надо прыгать сейчас.
На наше счастье, окна бить не приходится. Одно из больших окон на кухне открыто, и мы забираемся через него.
Старая убогая кухня с отклеивающимися обоями пуста. На столе стоит пара бутылок, засохшие ломтики сыра и соленые огурцы. В раковине гора посуды. Попали мы точно в ту квартиру, в которую надо было.
В зале работает телевизор и сидят на диване с пивом двое. Мужик в линялом трико и майке и женщина в халате. У нее старое испитое лицо. Отчим, тот самый, из-за которого Валерка чуть глаз не лишился, и мать.
Мужик, увидев нас, вскакивает с дивана.
— Что за х. ня?
Лицо у него злое. Я вдруг думаю, что из-за вот этой вот падали Валерка на улице оказался и сжимаю кулаки. Тимур меня опережает:
— Сидеть, с…ка, — рявкает он так, что вздрагиваю даже я. Он в этот момент кажется не просто старше намного, а еще и выше, сильнее, — И слушать сюда, оба. Кир, давай.
Я смотрю через пыльное окно автобуса на улицы города. Дождь прошел, сменившись жарким летним днем. Едут куда-то машины, троллейбусы, с грохотом катятся трамваи. Я смотрю на людской муравейник за окном и почти его не вижу.