Мальчик на главную роль
Шрифт:
Я поискал глазами Наталью Васильевну и нашёл её. Она была растеряна. Да и было от чего растеряться!
Алёша, осунувшийся и ставший ещё более угловатым, решительно сжав губы, держал Тамерлана за уздечку. Я знал это выражение угрюмой, отчуждённой решительности на его лице. Когда-то по этому выражению я нашёл его среди тысячи людей. И сейчас узнавал это выражение с чувством такой же гордости, с каким отец узнаёт в сыне черты сходства с собой.
Наталья Васильевна заметила меня. Она приподняла руку в знак приветствия.
— И вот сейчас, — произнесла директор, — наш завхоз возьмёт лошадь и передаст её заинтересованным органам.
Коренастый крепыш, именуемый завхозом, с безмятежным видом шагнул вперёд, но шеренга ребят неожиданно сомкнулась перед ним. Они взялись за руки и стали заслоном на пути к Тамерлану. Конь пугливо отпрянул. Алёша едва удержал его за узду.
— Я требую, — сказала директор и слезла с ящика.
Ребята молчали. Девочки и мальчики, светлоглазые и темноглазые, сильные и слабые, большие и маленькие, они с одинаковой решимостью сцепили руки, заслонив Алёшу и коня.
Тогда я вышел вперёд и попросил слова у директора школы.
…Теперь я могу признаться вам в одной своей слабости. Я состарился, но так и не научился говорить сколько-нибудь складно. Ни в жарких спорах на студии, ни в проникновенных беседах с друзьями, ни с единственной женщиной, которую мне посчастливилось любить, ни даже на войне я не находил слов, способных служить хотя бы приблизительным отражением моих чувств и мыслей.
Откуда взялись эти слова в тот момент? Куда они исчезли из моей памяти, что даже не теперь, а гораздо раньше — в тот же день вечером — я не мог припомнить ни одного из них? Быть может, они вошли в сознание этих маленьких и решительных людей, перед которыми я стоял на ящике из-под картошки? Ведь если бы это было не так, разве поверили бы они тому, что я говорил?
А говорил я о Тамерлане. Благородная жизнь лошади, выносившей меня из огня, внезапно стала для меня биографией самого Тамерлана, и я рассказал им об этой жизни коня, полной самоотверженности, верности и преданности людям.
— Неужели, — спросил я, — вы верите, что люди могут убить животное, служившее им верой и правдой?
Я сам не верил в это и с лёгкой душой дал обещание, выполнить которое стоило мне большого труда:
— Я обещаю вам, ребята, что Тамерлан останется за вашей школой. Вы будете ездить верхом. У вас будет свой конь. Но для этого Тамерлана нужно вернуть в клуб, домой. Ты, Алёша, отведёшь его обратно.
— И я отведу, и я… — закричали какие-то мальчики и девочки.
— Ваша речь изобиловала серьёзными педагогическими ошибками, — сказала
Выйдя из ворот, я увидел, что Михаил Иванович раскуривает сигарету с каким-то человеком. Подойдя поближе, я узнал Павла Андреевича Янкина.
— Вот Павла Андреевича-то выпустили, только домой идёт. Я его из машины увидел, остановил, — сказал, улыбаясь, Михаил Иванович.
— Алёшу не видели? — смущённо спросил Павел Андреевич. — Как он, здоров?
— Да вон он! Загляните во двор.
Павел Андреевич заторопился, простившись с нами.
…У этой истории счастливый конец. Вы не верите в счастливые концы? Я и сам не очень-то в это верил, пока не увидел, как Алёша выходит с Тамерланом из подворотни и толпа мальчишек и девчонок сопровождает их.
Глава тридцать шестая, и последняя
С утра непрерывно лил дождь. Наш автобус стоял во дворе студии, готовый к отъезду. Удобно устроившись на откидном кресле, рядом с Глазовым сидел Алёша. Посреди автобуса стоял Петруша и заполнял затянувшуюся из-за непогоды паузу рассказом о своём очередном приключении, когда он для одного из фильмов вёз в Ленинград верблюдов. Хотя никто не сомневался, что половина истории придумана Петрушей, слушали его с интересом и смеялись.
Петруша не закончил свой рассказ: открылась дверь и в автобус вошёл Яков Ильич. Сложив зонтик и стряхнув с него воду, он обратился к Петруше:
— Пётр Васильевич! Почему вы стоите, почему не выехали?
Петруша смутился:
— Дождь идёт. Дождёмся погоды и поедем.
— Когда выглянет солнце, вы уже на месте должны быть, а не выезжать со студии, — важно сказал Яков Ильич.
Он вышел из автобуса, раскрыл зонтик, и, как по волшебству, дождь начал слабеть.
— Поехали! — скомандовал Петруша.
У ворот охранник долго проверял пропуск, считал вещи и сверял с тем, что написано в пропуске. Открылись ворота.
— Солнце! — вдруг закричал Алёша.
И в самом деле, ещё шёл дождь, а из-за туч уже выглянуло солнце. Всё заблестело вокруг, засверкали промытые дождём стёкла автобуса. Мы ехали на очередные съёмки.