Мальчик нарасхват
Шрифт:
Несколько секунд я терпеливо ждал, пока обо мне вспомнят. Терпеливо ждал, пожирая взглядом друга, который, чуть сгорбившись, яростно набирал кому-то ответ, и мысленно с удовольствием представлял, как было бы неплохо эти самые блудливые пальчики облить ему кислотой. Жизненный урок. Жестоко, но запомнит надолго.
Когда мое терпение ушло далеко в минус, я уж собрался высказать все, что думаю о белобрысом, как он вдруг, сосредоточенно нахмурившись, кинул, не отрываясь от телефона:
– Слушай… ты не знаешь, где тут поблизости парикмахерская?
Это было последней каплей. Чувствуя, как желвак вздувается на моем виске, я преодолел смешное расстояние между нами и с животным наслаждением заехал по башке Лапину свернутым в трубочку журналом, который я захватил по пути. Лапин слегка озадачился, и это мягко сказано.
Посидев в ступоре немного, он вскочил и возмущенно заорал:
– Какого хрена ты вытворяешь?
– Ты переходишь на личности, засранец!
– Это правда глаза колет, Зыкин!
– Ты подраться захотел?
– брызгая слюной, едва не сталкиваясь с белобрысым лбами, заорал я с новой силой.
– А ты так уверен в этом?
– с не меньшим энтузиазмом отозвался мужик, занося кулак для удара, а я хватая его за шиворот.
Спустя долгих пятнадцать минут.
Осторожно собирая осколки разбитой в ходе яростной борьбы кружки, я тихо и с чувством проговорил:
– Как ты мне дорог.
– Взаимно, - рассерженно фыркнул Лапин в другом конце комнаты.
– И все же, - морща нос, уже более спокойным тоном продолжил, - зачем тебе парикмахерская?
Задумчиво почесав ухо большим пальцем, белобрысый спустя недолгую паузу отозвался:
– Перекраситься хочу. Да и оброс к тому же.
– Хо, - усмехнулся я, - снова краситься будешь? И в какой же на этот раз? В страстного брюнета?
– Твой сарказм сейчас неуместен, - насупившись, сообщил мне Матвей, заставив громко фыркнуть.
– Не знаю, в темно-русый какой-нибудь.
Я вздернул бровь, выпрямившись и стараясь не сжимать сильно руку с зажатыми в ней осколками. Вытирая пяткой мокрое место на ковре, куда были пролиты остатки недопитого чая, повернул голову к другу, который стоял ко мне затылком и от безделья поправлял шторы. Поглядев на него немножко, хмыкнул:
– Что, надоело корни подкрашивать?
– Честное слово, я тебе сейчас опять тресну!
– Ну а что тогда?
– скривился недовольно, на что белобрысый буркнул угрюмо:
– Женюсь я, Зыкин, скоро, женюсь. Вот и готовлюсь.
– В августе?
– удивился я.
– Не думал, что невеста это…
…Это ты, хотел было продолжить начатую фразу, но вовремя приткнулся, взглянув в отчего-то недобрые глаза Лапина. Вместо этого, подумав, заметил осторожно:
– Что-то не больно ты счастлив для того, кто решил сыграть свадьбу с любимым человеком. Любимым же?..
Перестав вдруг тереть ворс ковра, настороженно и выжидающе уставился на мужика, чуть нахмурившись,
– Конечно!
– и после неясной заминки уже тише выдавил: - Ну… наверное.
Я насупился. Сходив до мусорного ведра и выкинув осколки, а после вернувшись и проверив, не забыл ли чего еще, плюхнулся в кресло, вытянув с наслаждением ноги. Только после этого, с трудом переборов раздражение, что снова начало терзать меня, бросил с небрежным интересом:
– В смысле?
Лапин, пострадав немного у окна, все же подошел. Сев на диван, в самую середину, он переключил какую-то программку по телевизору на другой канал, кашлянул и наконец-то пожал недоуменно плечами. Затем, помявшись и покривив губы, ответил:
– Надю я, конечно, люблю, но…
– Но?
– нетерпеливо вскинул я брови, чуть подавшись вперед.
– Но… вот пообещай мне, что снова не полезешь с кулаками, - хмуро посмотрел на меня Матвей, а я только кивнул решительно, всеми фибрами души чувствуя неладное.
– У меня… ну, в общем у меня еще кое-кто на горизонте есть.
Я едва по лбу себя не хлопнул. Вместо этого, шумно выдохнув, опрокинул голову на спинку дивана, с особой безысходностью устремив взгляд в потолок. Каким был Матвей легкомысленным чурбаном, таким и остался.
Друг, наморщив лоб, принялся отчаянно оправдываться:
– Нет, Вадим, ну пойми меня как мужчину…
– Лапин, - довольно резко перебил я его, - скажи мне одно: ты изменяешь своей будущей супруге?
Тот даже растерялся от столь прямолинейного вопроса. Глаза его нервно забегали из стороны в сторону, а потом он все же сознался:
– Получается, что да.
– Ты идиот, - мрачно резюмировал я его; Матвей скуксился.
Какое-то время мы сидели молча, только телевизор что-то вяло бормотал. Прикрыв веки, я тупо пялился в экран. А потом, уже подумывая уйти в спальню, где идеальная чистота компьютерного стола вызывала у меня приступ тошноты, вдруг услышал:
– Ну е-мое! Я правда в замешательстве. Обо… обеих ведь люблю.
Скосив глаза на тоскливо вздыхающего мужика, буркнул:
– А кого больше?
Лапин громко и обиженно засопел, глубоко задумавшись. Углядев на его лице смятение, я тут же довольно резонно вставил:
– Но ты уже сделал предложение Наде. И у вас скоро свадьба.
– Это… сложно, - наконец буркнул нехотя Матвей, поджав губы.
Скривился. Скрестив руки на груди, состроил мину мужику, который не смотрел на меня. Закатив глаза, я, поменяв интонацию, весомо и укоризненно, даже с некоторой досадой, цокнул:
– Сложно, блин. Хватит хренью страдать! Стань уже серьезным человеком, в конце концов. Неужели не наигрался?
Матвей мог ответить мне в присущей ему манере, то есть ехидно подколоть или же возмущенно завопить, мол, а сам-то! Но он, что странно, только промолчал, а в его глазах мелькнуло что-то наподобие отголосков совести.