Мальчики + девочки =
Шрифт:
Катя поднялась и начала речь, готовила и репетировала которую с утра:
– Ваше Величество, милая моя сестра...
Тень удивления скользнула по лицу визави, нарушая представление Кати о невозмутимости как национальной черте английского характера. Невозмутимой оставалась Лиза, и Катя любила ее за это. И за это тоже. Она гордилась тем, что сестра умна и красива. Она догадалась, что Лиза не поставила в известность Томаса о круглой дате. Сестре пошло на пользу пребывание за границей. Она больше не выделывалась, не суетилась, не ставила себя на первое место, как это было на родине. Нынешняя Лиза во всех ситуациях сохраняла спокойствие
– Это вам, Ваше Величество!
Катя полезла в сумку и, достав оттуда алую бархатную коробочку, протянула Лизе. Та взяла и открыла. В коробочке лежало кольцо с крупным изумрудом.
Лиза ахнула.
Томас покачал головой.
Лиза встала, обошла столик и ласково прижалась к Кате. Теперь она стояла, уткнувшись сестре в плечо, пряча лицо в слезах.
Спустя минуту она вернулась на свое место, встряхнула головой и улыбнулась. Были подняты бокалы, было произнесено чин-чин и слегка отпито из бокалов.
Кольцо Лиза спрятала назад в коробочку, коробочку положила в серебряную сумочку. Катя оценила жест. Если бы Лиза надела кольцо, внимание всех троих в течение вечера неизбежно было бы приковано к нему. То есть к ней. Она этого не хотела. Их с Томасом активный обмен мнениями о спорте, о литературе, о финансах, об экономике продолжился. Потягивали шампанское, что-то восклицали, Катя не слушала, ей стало скучно, и она, состроив заинтересованное лицо, внезапно спросила, не зная, прилично оно или неприлично:
– Томас, а кто вы по профессии?
Он с охотой повернулся к ней и что-то проговорил. Катя не поняла и взглянула на Лизу.
– Он сказал, что он бухгалтер, – перевела Лиза.
– А, – протянула Катя.
– А вы чем занимаетесь? – задал Томас, в свою очередь, вопрос Кате, будто только и ожидал ее вопроса.
– Моя сестра – профессор Московского университета по классической филологии, – отвечала за нее Лиза, не гордясь и не хвастаясь, а констатируя факт.
Катя сидела над огромным блюдом салата из крабов и креветок, браня себя за то, что не настояла на малой порции, ничего больше не понимая, ненавидя язык, ненавидя желанный салат, ненавидя себя, ненавидя Томаса. Ее замечательная сестра, достойная любого принца, отмечает круглую дату ни с кем. С толстым пожилым неинтересным бухгалтером. То есть, может, и интересным, судя по их с Лизой оживленной болтовне, но не исключено, что это всего лишь дань любезности, принятой в их западном мире. Лиза, не прекращая общаться с Томасом, протягивала Кате свое блюдо, требуя, что та взяла и попробовала что-то, Катя взяла, жевала зажаренные до хруста кусочки ветчины, от которых непременно обострится примолкшая было язвенная болячка, но она и от шампанского обострится, так что все одно к одному. Катя опять передернула плечами, на этот раз от прохлады, даже отдохновенная прохлада была ей ненавистна. Вымечтанный ею праздник складывался таким, каким складывался.
Дома Лиза, надев кольцо и ничего не комментируя, вытягивала руку так и эдак, любуясь игрой света на ярких гранях. Катя сидела напротив, любуясь тоже. Вдруг Лиза встала, пересела к Кате и положила голову ей на колени, и долго они сидели так молча, и Катя гладила голову сестры, неотступно думая о Томасе, этом жалком бухгалтере с мелкими чертами лица и большим животом, претендующим на ее сестру, красавицу и умницу.
– Где он работает? – между прочим, небрежно
– Он не работает, он на пенсии, – тотчас отозвалась Лиза.
Катя чуть не задохнулась. Еще и пенсионер!
– А где работал? – равнодушным тоном, чтобы не выдать себя, продолжила допрос Катя.
– В «Би Пи». Финансовым директором одного из филиалов. Знаешь, что такое «Би Пи»?
– «Бритиш петролеум»? – изумилась Катя.
– Да, – как обычно, коротко откликнулась Лиза.
Она еще раз вытянула руку с кольцом перед собой:
– Спасибо, Ваше Величество! Вы сделали сегодняшний вечер незабываемым.
– А Томас? – не выдержала Катя.
– А Томас – Томас никакого смысла не имеет, – спокойно ответила Лиза.
– Правда? – выдохнула Катя.
– Правда, – подтвердила Лиза и добавила бесчувственно: – Ты разве не обратила внимания, как он аккуратен в выражении эмоций?
Катя не обратила. Во-первых, не вникала, во-вторых, не могла вникнуть, в-третьих, не желала вникать. Но теперь, когда Лиза сказала то, что сказала, Катя с абсолютной ясностью увидела, что аккуратист и вправду не хотел переступить некую грань, за которой начиналось подлинное тепло человеческих отношений, а старательно оставался за этой гранью, и огорчение ее лишь усугубилось.
– Боже мой, Лиза, да погляди на себя, ты королева!..
– Такая же, как ты, – мягко сказала Лиза.
Одинокая Катя прикусила губу.
Через открытую балконную дверь громко слышались крики птиц, тревожно окликавших, словно звавших друг друга.
Таксист высадил Екатерину Николаевну перед остановкой междугороднего автобуса, обратившись к ней почему-то на трех языках: фюнф паундс, мадам. Автобус № 222, проездом через Челтенхем, остановился в Челтенхеме забрать Екатерину Николаевну и еще человек пятнадцать пассажиров, чтобы домчать их за два с половиной часа до аэропорта Хитроу. Если б это был автобус № 444, он домчал бы их до Лондона, но в Лондон им не надо было, им надо было в Хитроу. Елизавета Николаевна объяснила Екатерине Николаевне все четко.
Убегающий английский пейзаж за окном убегал навсегда.
Пройдя необходимые формальности, Екатерина Николаевна сидела в Хитроу в удобном кресле в ожидании объявления рейса. Прошел рыжий детина, видимо, ирландец, и, видимо, солдат, в светлом камуфляже, правая рука затянута в резиновый бинт, должно быть, потянул, бедолага, стреляя. Симпатичная толстуха, вся в белокурых прядях-спиралях, которые она время от времени взбивала, глядя вокруг себя круглыми глазами, с трудом засунула себя в кресло рядом с Екатериной Николаевной, круглый полуоткрытый рот обнажал круглую подковку белых, таких же, как у Лизы, зубов. Рабочий в синем комбинезоне, похожий на Чичваркина, вооруженный длинным шестом, проверял какие-то устройства на стенах зала.
«Мои лучшие пожелания леди Н.: ее отъезд, вместе с еще несколькими моими друзьями, явился печальным событием, повергшим меня в состояние ледяного одиночества. На водах Челтенхема я сидел и пил , вспоминая вас…» – читала Екатерина Николаевна записку лорда Байрона лорду Холланду от 10 сентября 1812 года в книге, подаренной Елизаветой Николаевной.
Чичваркин извинился, что потревожил даму, проверяя шестом что-то непосредственно возле нее.