Мальчишки с улицы Пала
Шрифт:
– И вы меня примете обратно?
– Нет. Вот это уж нет.
– Ни за что не примете?
– Ни за что.
Гереб вынул носовой платок и поднес его к глазам.
– Не плачь, Гереб, – грустно сказал ему Бока, – не хочу я, чтобы ты здесь, передо мной, плакал. Ступай себе домой и оставь нас в покое. Ведь ты пришел сюда потому, что теперь и краснорубашечники больше тебе не верят.
Гереб спрятал платок в карман и попытался принять мужественный вид.
– Хорошо, – сказал он, – я ухожу. Больше вы меня не увидите. Но даю слово: я пришел не из-за того,
– Какая же?
– Не скажу. Может быть, ты когда-нибудь узнаешь. Но горе мне, если узнаешь…
– Не понимаю, – сказал президент, глядя на него с удивлением.
– Сейчас не могу объяснить, – пробормотал Гереб и пошел к калитке. Там он еще раз обернулся и спросил: – Значит, не примете, нечего мне и просить?
– Не примем.
– Ну, тогда… я и не прошу.
И Гереб выбежал на улицу, хлопнув калиткой. Бока мгновение колебался. Первый раз в жизни поступил он с другим так безжалостно. И он хотел уже догнать Гереба и крикнуть ему: «Иди, но только больше так не делай!»– но вдруг вспомнил, как Гереб совсем недавно, насмехаясь, убегал от них по улице Пала, а они с Немечеком, повесив головы, печально стояли на краю тротуара, и в ушах у них раздавался его глумливый, злорадный хохот.
«Нет, не стану звать его назад, – подумал он. – Это скверный парень».
И решительно повернул к штабелям, но, пораженный неожиданным зрелищем, остановился. Мальчики стояли на штабелях, наблюдая за происходящим. Стояли даже те, кто не принадлежал к гарнизону фортов. Все маленькое войско в полном составе выстроилось там, наверху, на уложенных рядами поленьях, и безмолвно, затаив дыхание, ждало, чем кончится встреча Боки с Геребом. И когда Гереб ушел, а Бока направился к штабелям, общее возбуждение прорвалось наружу: все войско, как один человек, разразилось криками восторга.
– Ура! – зазвенели тонкие детские голоса, и фуражки полетели в воздух.
– Да здравствует президент!
Тут воздух прорезал оглушительный свист: громче, наверно, и паровоз не свистнул бы – даже поднатужившись. Это был свист победный, заливистый, и, конечно, испустил его Чонакош. Блаженно осклабясь, посмотрел он вокруг и сказал:
– В жизни с таким смаком не свистал!
Бока, остановившись посреди пустыря, растроганный и счастливый, поднес руку к козырьку, отдавая честь своему войску. Снова вспомнил он о Наполеоне. Вот так же и его, наверно, любила старая гвардия…
Все видели, что произошло у калитки, и каждому стала ясной роль Гереба. Мальчики, правда, не могли расслышать, о чем говорили Бока с Геребом, но по их движениям поняли все. Они заметили, как Бока сделал отстраняющий жест, не подав Геребу руки. Видели, как Гереб заплакал и ушел. А когда он, замешкавшись у выхода, обернулся и что-то сказал Боке, все даже немножко испугались.
– Ой… сейчас простит! – прошептал Лесик.
Но когда Гереб наконец ушел и все увидели, что Бока отрицательно качает головой, воодушевление прорвалось наружу, и навстречу обернувшемуся к ним президенту грянуло «ура». Как же
– Однако ты парень что надо, мамочка! – с гордостью сказал Чонакош, но тут же испуганно поправился:– Виноват… я хотел сказать: господин президент.
Наконец началось ученье. Раздавалась громкая команда; отряды бегом носились между штабелями и кидались в атаку на форты, откуда во все стороны летели песочные бомбы. Все шло как по маслу. Каждый прекрасно знал свою роль. И воодушевление росло.
– Мы победим! – слышалось отовсюду.
– Выбьем их с пустыря!
– А пленных свяжем.
– Самого Фери Ача схватим! Один Бока оставался серьезным.
– Смотрите, как бы головы не закружились, – предостерегал он. – Радоваться будем после. А сейчас, кто хочет, может идти домой. Предупреждаю еще раз: кто завтра не придет вовремя, тот клятвопреступник!
Маневры кончились. Но уходить никому не хотелось. Все, разбившись на группы, принялись обсуждать историю с Геребом.
– «Общество замазки»! «Общество замазки»! – пронзительным голосом вопил Барабаш.
– Чего ты? – послышались вопросы.
– На собрание!
Тут Колнаи вспомнил, что обещал созвать общее собрание, перед которым должен снять с себя обвинение в том, будто общественная замазка засохла из-за его нерадивости.
– Ладно, – уныло согласился он, – собрание так собрание. Прошу уважаемых членов отойти в сторонку.
И уважаемые члены во главе со злорадно потиравшим руки Барабашем отошли от штабелей к забору, чтобы провести собрание там.
– Внимание! Внимание! – восклицал Барабаш.
– Объявляю заседание открытым, – громко возвестил Колнаи официальным тоном. – Слово имеет господин Барабаш.
– Кхм, кхм! – зловеще откашлялся Барабаш. – Уважаемое собрание! Господину председателю повезло – из-за маневров чуть не сорвалось это собрание, которое должно прогнать его в шею!
– Ого! – воскликнул его соперник.
– Нечего огокать! – огрызнулся оратор. – Я знаю, что говорю. Благодаря маневрам господину председателю удалось оттянуть время… Но больше не удастся! Потому что…
Но тут он был вынужден прервать свою речь. В забор кто-то громко постучал, а всякий шум сейчас особенно пугал мальчиков. А вдруг это неприятель?
– Что это? – спросил оратор.
Все обратились в слух.
Сильный, нетерпеливый стук повторился.
– Это в калитку стучат, – дрогнувшим голосом сказал Колнаи и приник глазом к щелке между досками.
– Там какой-то господин, – удивленно обернулся он к окружающим.
– Господин?
– Да. С бородой.
– Ну, так отвори ему.
Колнаи открыл калитку. В самом деле, перед ними стоял хорошо одетый господин с черной бородой, в очках и длинном черном пальто с пелериной.
<