Маленькая леди в большом городе
Шрифт:
Еще не было и девяти, а жара уже стояла несносная, и я радовалась, что можно спрятаться в тени деревьев, возвышавшихся по обе стороны дороги. Действительно, размышляла я, глядя на крылечки со ступенями, не верится, что идешь по Нью-Йорку. Такое чувство, будто ты в Блумсбери. На некоторых домах даже дощечки с надписями.
Храбрец, хоть его и выводила дважды в день на улицу профессиональная выгульщица, с поводком явно по сей день не смирился и дергался из стороны в сторону, а мне, хоть он и был некрупный, приходилось то и дело напрягать руку. Всякий раз, когда нам
Скоро я приноровилась: едва завидев очередного собачника с питомцем, Храбрец ощетинивался, я весело махала рукой, кричала с английским акцентом: «Чудесный день, не правда ли?» и, пока не стряслось беды, оттаскивала терьера к обочине. Прохожий, не снимая солнцезащитных очков, прибавлял шагу, изумленная собака спешила за ним.
По пути до парка Вашингтон-сквер мы пересекли улицу раз десять. Храбрец выразительно дал мне понять, что привык справлять нужду не в этом парке: никогда не видела, чтобы собака столь пренебрежительно мочилась. По-моему, на его презрительный вид обратили внимание даже старики, что играли за столиком в шахматы.
Усевшись на скамейку в густой тени дерева и обмотав свободный конец поводка вокруг запястья, я достала из сумки мобильный.
В Лондоне было два пополудни. Самое время связаться с Габи, обменяться с ней новостями, дать совет-другой, чтобы она ни о чем не беспокоилась, заодно развеять и свои тревоги.
Джонатан никогда об этом не узнает. Я ничего ему не скажу.
Мне сделалось стыдно. Я уверяла друга в том, что он для меня важнее работы. Так оно, впрочем, и было. Но на мне лежала ответственность, а Габи и Аллегре я не доверяла…
Пальцы сами собой набрали номер офиса. Когда из трубки послышался гудок, я достала записную книжку в симпатичном кожаном переплете и обвела парк рассеянным взглядом. Мимо проплывала профессиональная выгулыцица с десятком собак на специальных поводках. Ногами ей работать не приходилось: свора тянула ее вперед, точно погонщика, из-под которого выскользнули сани.
К моему великому удивлению, включился автоответчик, и я вдруг услышала собственный голос:
– Здравствуйте! – Ну и бодро же он звучал! – Вы позвонили в агентство Милочки. К сожалению, в данную минуту мы не можем ответить. Оставьте, пожалуйста, номер и краткое сообщение – мы свяжемся с вами в ближайшее время!
Слава богу, Аллегра хоть не записала новое приветствие, подумала я. Где они? Я ведь сказала: если одна поедет с клиентом за покупками, вторая непременно должна оставаться в офисе.
Последовало два гудка, и послышался встревоженный мужской голос:
– Из «Маркс и Спенсер» пропали «дышащие» носки. Другие я носить не могу. Это Джулиан Хервей. Пожалуйста, перезвоните. Хм, спасибо.
Я сделала пометку.
– Добрый день, Милочка! Звонит Арло Дональдсон. Послушай, меня пригласили на охоту, а хозяин имения теперь с моей бывшей. Я бросил ее в прошлом году. Может, помнишь: ты позвонила ей от имени моей матери, сказала, сын не должен с вами встречаться по религиозным
Я покачала головой.
– Мелисса, привет! Роджер. Я снова про бал охотников. Послушай, Ремингтон в жизни об этом не узнает… Ну, хочешь, я заплачу вдвое больше?
Голос Роджера звучал убито, где-то на заднем плане играла музыка. Вроде бы Джефф Бакли. Видно, тоскует по Нельсону, мелькнуло у меня в мыслях.
– Селия замучила меня звонками и… Короче, позвони мне, очень прошу!
Я вздохнула и написала в блокноте: «Связаться с Роджером». Следовало запастись мужеством.
Автоответчик предложил удалить сообщения, я, мгновение поколебавшись, решила их оставить. Интересно, слушали ли записи девочки? О чем они вообще думают? Что, если кому-то потребуется срочная помощь?
Не успела я углубиться в невеселые мысли, как жуткая боль в левой ноге заставила меня вернуться к проблемам здешним. Храбрец обмотал мою голень поводком, ловко привязав к ножке скамьи, а сам продолжал дергаться из стороны в сторону, и к ступне почти прекратился приток крови.
Ногу пронзили острые иглы, а пес устремил на меня дьявольский взгляд. Я тоже на него уставилась.
Храбрец тяжело задышал, а мне снова подумалось: он надо мной смеется! Собачьи глаза-пуговицы злобно заблестели.
Мы все еще играли в «кто кого пересмотрит», когда очередная собачница, что проезжала мимо на роликовых коньках, резко затормозила, останавливая спаниеля.
– Боже мой! Бедный несчастный ребенок! Мамочка что, забыла про тебя? – вскрикнула она, укоризненно косясь на меня.
Храбрец жалостливо хныкнул и прикинулся, что задыхается.
– Он так играет, – оживленно пояснила я. – По-моему, его прежняя хозяйка была… со странностями.
Собачница прижала руку к груди.
– Бедняжку изъяли у бывшей владелицы?
– Можно сказать, да.
– Тогда всего вам самого доброго.
Женщина поехала своей дорогой.
Я окинула Храбреца строгим взглядом. Мне самой было жаль животных, за которыми не ухаживали как подобает, но выходки этого пса я больше не желала терпеть.
– Ну ладно, безобразник, будем играть по твоим правилам, – произнесла я голосом няньки и, крепко держа ошейник, отстегнула поводок.
Храбрец многозначительно зарычал, но я, ни капли не пугаясь, свободной рукой раскрыла сумку, быстро засунула его внутрь и застегнула молнию так, что снаружи осталась лишь пушистая собачья голова.
Дамская сумка не бывает слишком большой – лично я считаю так.
Распутав поводок, я намотала его вокруг запястья, встала со скамьи и повесила сумку на плечо. Без толку рычащий Храбрец оказался у меня под мышкой. Хорошо, что у него было вдосталь времени опорожнить мочевой пузырь.
– Мы станем большими друзьями, только без труда не вытащишь и рыбку из пруда, – пробормотала я вполголоса, чтобы мои слова не долетели до шахматистов.