Маленькие дети

Перротта Том

Вглядываясь в лицо на фотографиях, Ричард ни минуты не сомневался в том, что Кэй — очень хороший человек. Ее добросердечие граничило с невинностью. Злых и эгоистичных людей всегда выдает улыбка. Улыбка Похотливой Кэй оставалась безмятежной и светлой даже в тот момент, когда она совершала половой акт с бутылкой из-под шампанского. Она просто делала то, что хотела, и делилась своей радостью со всем миром, не испытывая при этом ни стыда, ни чувства вины. Ричард завидовал такой душевной ясности и цельности и жалел, что сам никогда не умел достичь ничего подобного. Это спасло бы его от многих ошибок. И наверное, его лицо не становилось бы временами таким закрытым и напряженным. Будь он честнее, он умел бы улыбаться так же, как Кэй, весело, уверенно и тепло.

Но, какой бы близкой и понятной ни казалась Кэй Ричарду, он все-таки испытывал немалый дискомфорт,

оттого что эта женщина всегда оставалась лишь цифровым изображением на мониторе компьютера. Он никогда не слышал ее голоса, не прикасался к ее коже, ни разу не рассмешил и не рассердил ее. Чем больше Ричард раздумывал над этой несправедливостью, тем меньше удовлетворял его ее экранный образ. Теперь ему приходилось посматривать десятки, а иногда и сотни снимков, чтобы отыскать среди них тот, который сможет достаточно возбудить его. Раньше для этого хватало первой же открытой фотографии. В какой-то момент все это стало занимать слишком много времени.

Заказывая трусики, Ричард пытался решить именно эту проблему. Он надеялся, что они станут связующим звеном между ним и настоящей Кэй с ее реальным телом и, возможно, помогут забыть о стерильной статичности фотографии. Надеялся, что, если он пару раз вдохнет их запах, все пойдет гораздо быстрее и он сможет наконец спуститься вниз к своей настоящей жизни, жене и дочери, которые ждут его с нетерпением, растущим с каждой проходящей минутой.

* * *

Первый брак Ричарда, хоть он и продлился почти двадцать лет, с самого начала являлся ошибкой и результатом взаимного непонимания. Пегги забеременела на последнем курсе колледжа — в семьдесят пятом году, через два года после того, как нашумевший процесс «Ро против Уэйда» подтвердил неотъемлемое право женщины на прерывание беременности, — и тем не менее в приступе глупой студенческой бравады они решили «выбрать тяжелый, но честный путь вместо легкого и постыдного». Вообще-то эта формулировка принадлежала Пегги; Ричард очень хотел, чтобы она сделала аборт, но так и не решился выразить это желание вслух.

Он до сих пор не мог понять причин подобной пассивности перед лицом события, так круто изменившего всю его жизнь. Он не любил Пегги и совершенно не собирался заводить детей, и все-таки женился на ней и взвалил себе на плечи бремя отцовства, ни разу даже не попытавшись протестовать. В довершение его несчастий Пегги вместо одного ребенка родила близнецов, и выбранный путь оказался еще труднее и почетнее, чем предполагала даже она сама. Их семейная жизнь была беспокойной и трудной и требовала от них массу усилий, и только к тридцати с лишним годам у Ричарда появилось свободное время для того, чтобы задуматься и понять, что вряд ли когда-нибудь он сможет простить жене и детям то, что его лучшие годы прошли попеременно то в тесной клетке пригородного семейного быта, то на корпоративных галерах. А его ровесники и бывшие товарищи в это время путешествовали автостопом по Азии, или нюхали кокаин на модных дискотеках, или развлекались в компании рано созревших старшеклассниц, выглядящих гораздо старше своих лет.

К этому моменту Ричард уже успел стать магистром и добился нескольких серьезных профессиональных побед, в основном в секторе фаст-фуда (торговые марки «Мини-пицца „Сырная бомба“» и «Обширный гамбургер»). Ему приходилось много путешествовать, и он не отказывал себе в удовольствии заводить в отелях короткие интрижки и даже один длинный роман с секретаршей своего клиента из Чикаго. Роману пришел конец после того, как Ричард два года подряд забывал поздравить ее с днем рождения. Секретарша отомстила, прислав Пегги длинное и очень подробное письмо, к которому присоединила даже несколько на удивление хорошо написанных выдержек из своего дневника.

Когда это случилось, их дочери еще учились в школе, и Ричард с Пегги решили не разводиться до тех пор, пока они ее не закончат. Как ни странно, именно эти два последних года стали самыми счастливыми в из семейной жизни, хотя они очень редко спали в одной кровати и вообще старались как можно меньше встречаться. Выяснилось, что, когда дата разрыва брачных уз уже известна, супруги становятся гораздо добрее друг к другу, а прощать недостатки намного легче, если точно знаешь, что тебе не придется мириться с ними до конца своих дней. К моменту расставания Ричард начал чувствовать к Пегги истинную симпатию и до сих пор созванивался с ней раз или два в неделю, просто чтобы узнать, как идут дела.

* * *

В конверте оказалась не одна, а целых три фотографии

Похотливой Кэй в стрингах в горошек с короткими подписями. На одной («Привет, Ричард!») она только в них стояла перед какой-то дверью, ведущей, похоже, в кладовку, и с необычным для нее задумчивым видом расчесывала волосы. На второй фотографии Кэй в очень коротком бирюзовом платье сидела в машине в такой позе — одна нога еще на земле, а другая уже на педали газа, — что открывался прекрасный вид на ее промежность («Тебя это заводит?»). На третьем снимке Кэй стояла к объективу спиной и, низко наклонившись, улыбалась в него, выглядывая между коленей («Люблю и целую. П. К.»).

Кроме этого в пакете находились желтоватые странички из секс-дневника, исписанные тем же торопливым, немного детским почерком:

7.00 утра. Просыпаюсь и сразу же занимаюсь делом… первый за день оргазм (вибратор «Серебряная пуля»)… ммм-м… быстренько в душ.

7.30. Надеваю трусики Ричарда.

8.00. Чашка кофе в «Ява-хаус»… сижу у окна и пользуюсь случаем, чтобы продемонстрировать твои трусики спешащим на работу бизнесменам… надеюсь, им понравились горошки!

8.30. Опять застряла в пробке… зато есть время помастурбировать… ух как промокли трусики!

9.00–12.00. Работаю (см. фотографию с хмурым лицом).

12.14. Вместо ланча — быстрый секс с Труди из отдела кадров. Она все равно ничего другого не ест! (Ха-ха!)

12.46. Сэндвич с тунцом и легким майонезом, диетическая кола.

13.00–17.00. Работа (хмурое лицо).

18.00. Готовлю ужин и заодно мастурбирую (увы, жаркое слегка подгорело).

20.00–23.00. Оргия в отеле с членами Фан-клуба Похотливой Кэй (слово «членами» следует понимать буквально). (С трусиками на некоторое время пришлось расстаться, но надела их снова, когда собралась домой.)

Полночь. Засыпаю… слишком устала для того, чтобы снять трусики… сил хватает только на один последний оргазм (проверенный голубой дилдо).

7.00. Просыпаюсь, мастурбирую… снимаю вчерашние стринги, очень влажные и ароматные, и укладываю их в пакетик для того, чтобы отправить моему дорогому другу РИЧАРДУ.

P. S. На них тоже имеется автограф.

* * *

Ричард начал встречаться с Сарой почти через два года после развода. Они очень скоро оказались в постели, но, как он подозревал, виной тому было совсем не внезапно вспыхнувшее чувство, а невыносимое одиночество, от которого оба пытались спастись. Ричарду нравилось своеобразное, едкое чувство юмора Сары, ее молодое тело и несколько загадочная сексуальная ориентация (сама Сара утверждала, что в основе она традиционная, но тем не менее часто вспоминала о какой-то кореянке, которая в колледже была ее любовницей). Сару, казалось, привлекала его непринужденная уверенность в себе, либеральные политические взгляды и — не в последнюю очередь, хотя она никогда и не говорила об этом вслух — возможность навсегда забыть о «Старбакс» и перспектива долгосрочного финансового благополучия, которое должно было заметно возрасти после того, как обе его дочки от первого брака закончат колледж.

Меньше чем через год после свадьбы Сара объявила ему, что беременна. На этот раз чувства Ричарда были совсем иными, чем при подобном известии двадцать лет назад. Он не испытывал ни сомнений, ни сожалений, а только радостное волнение при мысли о предстоящем рождении нового человека и благодарность за даруемый ему шанс исправить все ошибки, которые он совершил, пока росли близнецы (девочки считали отца виновным в разводе и до сих пор отказывались с ним разговаривать, хотя с удовольствием тратили получаемые от него немалые деньги). Ричард дал клятву себе и Саре, что на этот раз станет принимать активное участие в воспитании ребенка. Он будет меньше работать и проводить больше времени дома, научит его играть в футбол, станет распевать в машине детские песенки и устраивать дни рождения, которые малыш запомнит на всю жизнь. Он посещал курсы для молодых отцов, прочитал кучу книг про воспитание детей и с начала до конца присутствовал при схватках и родах — удивительном (а еще ужасном и бесконечном) процессе, который он пропустил в предыдущий раз. Тогда его участие ограничилось тем, что несколько часов он беспокойно расхаживал по вестибюлю акушерского отделения, а потом, увидев, как доктор поднял вверх два больших пальца, раздавал сигары другим взволнованным отцам.