Маленькие пленники Бухенвальда

Тычков Николай

Колонны заключенных возвращались в бараки. Медленно брели уставшие люди. В хвосте каждой колонны покачивалось несколько носилок с мертвыми. Так ежедневно. Люди падали замертво от непосильной работы. Многих по малейшему поводу пристреливала охрана.

Тянулись и тянулись колонны через главные ворота лагеря, возле которых стояла кучка музыкантов-невольников. Они играли визгливый немецкий марш. Эта неуместная музыка была дополнением к издевательствам.

На воротах, через которые завтрашние мертвецы несли сегодняшних,

надпись: «Каждому — свое». А выше ее: «Прав ты или не прав — для Германии это ничего не значит».

На аппель-плаце колонны нарушаются. Мертвых несут к крематорию и складывают штабелями. Живые идут в бараки, чтобы после краткой передышки вновь вернуться на площадь для проверки.

Но вот и поверка окончена.

— Получить питание! — разносятся по всему лагерю крики лагершутцев.

Петька и Владек прибежали в свой барак.

Шепотом сообщили Якову Семеновичу:

— Сейчас мы видели одного чеха, его зовут Квет. Он нам обещает дать картошки. Приходите, говорит, к нам в блок…

— Дядя Яша, разрешите?

— Сбегайте. Квет — человек хороший. Только не попадитесь по пути эсэсовцу, глядите в оба!..

— Будьте спокойны, дядя Яша. Мы не маленькие, знаем, как такие дела делать, — заверил Петька.

Квет уже ждал ребят у входа в барак.

— Вот, берите, — сказал он, протягивая ребятам бачок с картошкой.

Петька удивился.

— Да он полный!

Чех улыбнулся. — У нас сегодня день получения посылок… Отнесете его — приходите за хлебом. Ну, марш, марш…

Ребята побежали, не чуя под собой ног от радости.

Это же праздник!

Некоторые ребята съели не всю картошку, часть спрятали «на потом». Петькин сосед слева долго сортировал ее, перекладывая с места на место, радуясь неожиданному богатству. Каждую картофелину он тщательно осмотрел и обнюхал. Одна оказалась гнилой, она была тут же съедена. После некоторых колебаний съел и еще одну. Очень хотелось съесть все, но он преодолел соблазн и картофелины получше спрятал в сумочку, сшитую из тряпок.

Отбросов не было. Кожура или так тщательно обсасывалась, что на ней не оставалось ни одного белого пятнышка, или съедалась.

— Вот бы каждый день так, — мечтали мальчишки.

— Что, Илья, повеселее стало? — спросил Петька.

Илюша ответил улыбкой, вскочил на скамейку и объявил:

— Ребята, сейчас силами самодеятельности нашего блока будет дан концерт. — Он немного замялся, встретившись с удивленными взглядами друзей. — Ну, концерт не концерт… В общем, сейчас сами увидите.

— Наклевался воробушек картошки, почирикать захотелось, — засмеялся кто-то.

— Эй, кто там такой умный? — вступился Блоха. — Давай, давай, Илья!

Петьку очень заинтересовало, что это за концерт придумал друг, всегда такой тихоня. Наверное, еще кто-нибудь ему помогал. Ай да Воробышек!

Около каморки штубендинста ребята сдвинули вместе два стола, которые

должны служить сценой. Из спальни, превращенной в уборную для артистов, на сцену вышел дядя Яша, взявший на себя роль конферансье. Он объявил:

— Уважаемая публика! Сейчас перед вами выступит Илюша Воробей, он споет несколько советских песен.

Потом дядя Яша подмигнул Володе Холопцеву, что означало: «Проверь получше посты».

Воробышек поднялся на сцену, смущенный, раскрасневшийся, а вслед за ним — Митя Бужу, который нес невесть откуда взявшуюся, изрядно потрепанную гитару. Митя сел на табуретку, положил инструмент на колени и взял первый аккорд; Гитара забренчала. В зрительном зале зашикали, призывая друг друга к вниманию.

По долинам и по взгорьям Шла дивизия вперед…

Запел Илюша чистым и немного дрожащим от волнения голосом. Гитара вторила ему, зал притих. Дети ясно представляли себе идущие победным маршем войска с множеством красных знамен и лихими командирами впереди. От них бегут во все стороны враги. Вот освободители уже совсем близко.

Распахиваются бухенвальдские железные ворота. Наши, ура-а-а!

А песня вела дальше.

Этих дней не смолкнет слава, Не померкнет никогда…

«Вот так молодец!» — восторгался Петька. И чуть не прыгнул на сцену, чтобы обнять приятеля.

Раздались такие дружные аплодисменты, что дядя Яша умерил этот пыл, напомнив детям: ведь они не в каком-нибудь театре, а в лагере смерти.

Потом запел Митя.

Раскинулось море широко, И волны бушуют вдали, Товарищ, мы едем далеко, Подальше от этой земли. «Товарищ, не в силах я вахту держать», — Сказал кочегар кочегару.

До чего же брала за сердце эта песня! В ней и тоска по Родине, и заветное желание поскорее вырваться на свободу.

У Мити от усердия даже пот выступил на лице. Гитара звучала грустно. Петька тяжело вздохнул.

— Чего мешаешь! — шикнул на него сосед.

Этот крик помешал Мите, он сбился на середине куплета. Но вот, кажется, вспомнил… Глубоко вздохнул, чтобы запеть, и вдруг опять заминка. Митя смущенно отвернулся. Но никто не ухмыльнулся, не свистнул, как всегда бывает в подобных случаях. Все терпеливо ждали. Кто-то из зала подсказал, и песня снова полилась уверенно.