Маленькие саги
Шрифт:
– Я больше не могу! – взмолился Сергей и, не выпуская Сашку из рук, бережно опустился на диван.
– Я тоже не могу, – прошептала она, сильнее прижимаясь к нему.
Он завел ей руки за голову, переплетая пальцы. Свои, ее. Навис над нею как тень. Жар, сплошной жар и несравнимое ни с чем чувство обладания. И такое же сильное желание отдавать. Всего себя. Ей. Одной. Ушли на второй план, а потом и вовсе забылись незадачливые визитеры. Где-то звонил, надрывался его сотовый. Бог с ним. Может Вальтер ответить, если захочет.
Сашка почувствовала, как страстное
– Давай поженимся, Санечка? – нежно прошептал Рубакин ей на ухо, когда дыхание у обоих выровнялось, и дикий заряд страсти сменился ленивой нежностью.
– Что? – переспросила Александра, решив, что ослышалась.
– За-муж! – громко и по складам сказал Рубакин, словно она была глухой или умственно отсталой. – Ты выйдешь за меня?
– Надо подумать, – деланно равнодушно сказала Сашка. – Дай мне время.
– Мы вместе уже четыре года и семь месяцев, – прорычал Сергей, наваливаясь сверху и прижимая ее спиной к подушкам дивана. – Какого… времени тебе еще нужно? И что тебе думать, а?
– Нууу, не знаю,– протянула Александра, выводя пальчиком узоры на плечах любимого. – Ты же думал. Теперь я буду. Может, месяц, два или полгода. А ты пока кольцо купишь.
– Ничего я покупать не буду, – упрямо сказал он, насупившись.
Сергей отстранился и, пошарив в кармане джинсов, которые он даже не удосужился полностью снять, выудил что-то.
– На! Это тебе! Бабкино кольцо. – Сказал, как отрезал, словно заранее был уверен в ответе.
На длинной рубакинской ладони лежало самое прекрасное в мире кольцо. Просто идеальное. Небольшой квадратный бриллиант в окружении мелких изумрудов.
Александра неуверенно потянулась к Сережкиной руке.
Но прежде чем она успела взять кольцо, пальцы любимого сжались в кулак, закрывая заветный приз.
– Нет, дорогая, я сам, – сказал Сергей и бережно надел кольцо на Сашкину руку. Потом поцеловал каждый палец.
Александра силилась не разреветься. Не получилось. Глаза наполнились слезами-предательницами. Она уткнулась лицом в Сережкино плечо и затихла. Словно боялась спугнуть свое счастье.
Сергей бережно погладил ее по голове. Потом Сашка ощутила легкий поцелуй в темечко.
– Я люблю тебя, – выдохнул Рубакин. – Очень люблю, Санечка!
Зазвонил домашний телефон.
– Пусть Вальтер возьмет трубку, – пробурчал Сергей, не давая Сашке подскочить ответить.
Она лежала в его объятиях, даже двигаться не хотелось, только плотно прижиматься к любимому. А Сергей смотрел на нее, и становилось так радостно, словно исполнилось его самое заветное желание. Душа ликовала!
Он наклонился к своей женщине и начал ее целовать, медленно и настойчиво, раздвигая языком мягкие податливые губы. Когда поцелуй закончился, Рубакин, перебирая огненные шелковые пряди волос, пожаловался деланно страдальческим голосом.
– А согласия на брак я так
Заканчивался ноябрь. За окном лил дождь, но уже в воздухе чувствовался морозец.
Александра прислушалась к шуму капель, барабанящих по крыше соседнего балкона, и потянулась к вазочке со смородиновым вареньем.
– Завтра гололед будет, – сказала она соседке Ираиде Васильевне, накладывая ей в розетку рубиновое желе.
Та отхлебнула горячий чай из маленькой чашки, синей с золотыми цветами.
– Значит, завтра никуда не пойдем, – сказала она. – В такую погоду нам с тобою на улице делать нечего.
Александра кивнула, погладив себя по животу, выпирающему из-под толстовки. Потом перевела взгляд на стену, где в разнообразных рамках висело множество фотографий. В основном, свадебные: розовые и желтые розы украшали белый шатер, подружки невесты в одинаковых длинных платьях цвета берлинской лазури, а шаферы в красных галстуках–«бабочках». Один из них толстый и важный, был запечатлен рядом с женихом и невестой. Причем фотограф намеренно навел объектив именно на шафера, сидевшего посредине, сделав фигуры виновников торжества слегка размытыми. Взгляд печальных глаз направлен строго в фотокамеру. Вальяжный, с «бабочкой», пристегнутой к ошейнику, Вальтер позировал, прекрасно осознавая, что именно ему обязаны молодожены своим счастьем. И безымянной кошке в парке, которую так и не удалось догнать.
Метафора любви
Гийом заглянул в полуоткрытую дверь, посмотрел на сгорбленную фигуру хозяина, сидящего в кресле напротив эркера, перевел взгляд на освещенный со всех сторон витраж. Изображение притягивало, казалось живым, а сюжет странным. Ни страстей Христовых, ни орнаментов. Двое играют в шахматы. Он и она. Красавица, одетая по моде пятидесятилетней давности, на голове рогатый атур. Знатная дама. И мужчина, этакий молодой щеголь. Слуга, засмотревшись, слегка толкнул дверь. Заскрипели петли, выдавая любопытного парнишку.
– Это ты, Гийом? – окликнул резкий и скрипучий голос.
– Не угодно ли чего, сир? – сразу нашелся слуга.
– Принеси мне глинтвейна!
– сварливо потребовал сюзерен.
– Только скажи кухарке, пусть положит больше кардамона. Она знает, как я люблю.
– Хозяин смерил взглядом паренька и добавил: - И закрой дверь поплотнее. От этих сквозняков у меня обостряется подагра.
Когда за дерзким мальчишкой закрылась дверь, граф де Биссе тяжело поднялся и подошел к центральной части эркера, которую занимал витраж. Коснулся рукой края стеклянного платья, провел рукой по изящной ножке, скрытой длинным подолом. Вспомнил, как ступня в тонкой бархатной туфле коснулась его ноги невзначай. Потом прошлась по голени, отвлекая от игры. А в этот момент сама госпожа Жанна сделала ход ладьей и слегка дотронулась проворными пальцами до пышного рукава его камзола. Лиса! Граф отчетливо помнил, что больше играть уже не мог, а только смотрел зачарованно на любимую женщину.