Маленький белый «фиат»

де Родес Данута

Вероника прошла на кухню, открыла бутылку красного вина, наполнила три стакана и захватила стакан воды для дядюшки Тьерри, который, как она помнила, всегда запивал водой бутерброды с пивом.

— Симон, — сказала она Клеману, — а почему бы нам не послушать музыку?

Клеман, пожиравший глазами стереоцентр, подошел к нему и включил. Щелкнули колонки, и он включил звук. Звонкая пауза. В каретке стоял альбом «Там, где рождается звук» в исполнении Софийского Экспериментального Октета Хлеборезки.

— Попробуй вторую дорожку, — сказала Вероника, — она очень тихо начинается.

Клеман

так и сделал. В ожидании он уселся по-турецки на пол, и скоро комната уже наполнилась нестройным гулом.

При общем молчании дядюшка Тьерри покашлял и снова занялся бутербродом, на сей раз последним, от которого уже немного осталось.

Когда дядюшка Тьерри наконец-то доел бутерброд, Эстелла вопросительно посмотрела на Веронику: не значит ли это, что дядюшка собирается уходить, но тот снова полез в коробку с завтраком и достал яблоко. Со всей этой неразберихой Вероника забыла о яблоке. Дядюшка Тьерри некоторое время рассматривал его перед тем, как начать есть — медленно, очень медленно, крупно кусая и пережевывая так старательно, словно жевал толстый полусырой бифштекс.

Отыграла вторая дорожка, началась третья, а дядюшка Тьерри продолжал есть яблоко, остальные же молча расположились вокруг него.

— Ого, — сказала Эстелла, некоторое время спустя поймав мелодию во мраке медитативных этюдов, — это твоя песня.

Но на сей раз Веронику танцевать не тянуло. Дядюшка Тьерри покончил с яблоком и поднялся. Эстелла и Клеман впервые оценили величие его роста.

— О, дядюшка, вам уже надо идти? — спросила Вероника. — Но вы ведь только что приехали.

— Спасибо, — дядюшка Тьерри опустил взгляд на Веронику. — Спасибо, Вероника, за пиво и стакан воды.

— Мы всегда вам рады, дядюшка Тьерри.

Эстелла и Клеман ожидали, что он немедленно удалится, но Вероника знала, что это займет, как минимум, пять долгих минут. Дядюшка собрал коробки, аккуратно уложил их в сумку, которую повесил через плечо, — казалось, что все это он проделывает со скоростью ледника.

Дядюшка прошел в уборную, оставив дверь открытой. Они сидели молча, а звук льющейся в воду мочи эхом отдавался в комнате, и этому, казалось, не будет конца. Удивление по поводу предполагаемых размеров мочевого пузыря заставило Клемана на время забыть о своем раздражении, однако вскоре он начал постукивать по ноге. Эстелла предложила ему сигарету, чтобы как-то унять его. Он неуклюже прикурил, затягиваясь так, словно курит впервые, — чмокал и дул, вдыхая и выдыхая дым.

Закончив облегчаться с пятой попытки, дядюшка Тьерри покинул наконец уборную.

— Вероника, — сказал он, поймав ее взгляд, — передай от меня привет Жан-Пьеру. Пожалуйста, скажи ему, что его дядюшка Тьерри передает ему привет.

— Обязательно, дядюшка Тьерри. А вам счастливо добраться домой, — она потянулась, поцеловала его, и он вышел в дверь.

— Это был дядюшка Тьерри, — сказала Вероника, но оставшиеся не обратили на нее внимания.

— Ну так что, — сказала Эстелла Клеману, — ты покупаешь или нет?

— Да, беру. Классная штука. Музыка — ни к черту, дерьмо собачье, но звук-то — все при всем. Я, может, для себя оставлю, раз уж на халяву перепало, — он хихикнул. Это была

одна из трех расхожих шуток Клемана — все несмешные, — он отпускал ее по несколько раз на дню. Он достаточно хорошо знал Эстеллу, чтобы не церемониться, сбивая цену.

— Давайте сумки, — сказал он, копаясь в проводах, — нечего светиться со всем этим.

Они прибрались и прошли к двери. Вероника уже собиралась открыть ее, когда Клеман заметил миску Цезаря.

— Подождите-ка, — сказал он и дважды обошел миску, очевидно пытаясь сосредоточиться. Затем он ослабил ремень и спустил штаны вместе с пестрыми и некогда красными трусами. Он прицелился и присел так, что его задница оказалась как раз над миской. Девушкам открылся его пенис — тонкий и красный, как лицо полярника, он огрызком карандаша висел на фоне длинной серой мошонки.

— Прости, Клеман, но что ты делаешь? — спросила Вероника.

Он тужился.

— Что значит «что я делаю»? Не видишь, что ли? Гажу в собачью миску.

— Понятное дело. Но чего ради, спрашивается?

Он посмотрел на нее как на дурочку.

— Чему вас только в школе учат? — ухмыльнулся Клеман. — Такие, как я, так обычно и делают.

Поскольку это вошло в его ежедневную практику, то и на сей раз он проделывал это не задумываясь. Но процесс шел не так гладко, как Клеман предполагал, и ему представилось время для более подробных разъяснений такой неподатливой аудитории, какой оказалась Вероника.

— Кусок дерьма на видном месте придаст этому делу вид настоящего ограбления. Когда он найдет его — а воняет-то на всю квартиру, — то ни за что не подумает на своих так называемых друзей. — Клеман придал лицу странное выражение. — Ну подумай, кто из друзей мог бы сделать такое? — Он неприятно ухмыльнулся. — Считай это… а-а, — он тужился, — частью услуги.

— В жизни не видела ничего более отвратительного, — сказала Вероника.

— Незачем тебе здесь стоять и разглядывать. И знаешь, я ведь делаю тебе одолжение. Черт, как сегодня-то нелегко. Видимо, это из-за вчерашней говядины. Бьюсь об заклад — мерзавец мясник подсунул мне британскую говядину.

— Едва ли, — сказала Эстелла, которую, казалось, совсем не удивил modus operandi [4] Клемана, — если бы ты поел британской говядины, ты бы уже умер.

4

Modus operandi — способ действия; зд. — «выходка» (лат.).

— Пожалуй. — Его лицо сильно покраснело. — Подождите-ка, кажется пошло… принесите бумажки… сейчас, сейчас… ну, вот…

От вина его повело, и он размахивал кулаками. Вероника невольно оценила его способность удерживать равновесие.

— Нет, Клеман, пожалуйста, — сказала Эстелла, — не то чтобы мы не ценили твою помощь, как раз наоборот… но, пожалуйста, не надо. Не сегодня.

Клеман опустил победно поднятые кулаки и кивнул головой.

— Ну что ж… Только не надо бежать ко мне, когда вас вычислят. Но я должен закончить: чувствую, что пошло.