Маленький стрелок из лука
Шрифт:
Он прижал ее к себе, погладил волосы, а потом крепко стиснул, сомкнув своп руки у нее на спине. Дико и нелепо было сейчас уходить от этой женщины, которую он с таким трудом нашел и с которой решил никогда больше не расставаться. Телом он ощущал ее гибкое молодое тело, чуть прикрытое сорочкой, а жаркий запах этого тела кружил голову...
– Почему счастье всегда так трудно дается людям, а несчастье само сваливается на голову? Мы заслужили с тобой счастье, Евгения, вот оно...
– Он так крепко прижал ее к себе, что она ойкнула.
– А мы
– Ты сам сказал, что счастье - это большая редкость, - отвечала она.
– Наверное, поэтому, когда оно наконец приходит, люди не верят в него, сомневаются...
– И ты сомневаешься?
– Нет, Кирилл, нет!
– Ты мое счастье, Евгения... Я никогда и никому не говорил таких слов. Я опять поглупел...
– А ты - мое, - прошептала она, пряча на его груди лицо с сияющими глазами.
– Если ты не придешь ко мне, я сам приду к тебе с чемоданом... Я не знаю, что мне делать там одному... в обворованной квартире...
– Я завтра приду... Нет, уже сегодня...
– шептала она, целуя его.
– Оставлю Ольку у мамы и приду...
Очутившись на улице, Кирилл задрал голову и стал искать ее окно. Кажется, вот это... Шевельнулась штора, раскрылась балконная дверь, и он увидел Евгению. Она смотрела на него и улыбалась. Он не видел ее лица, потому что оно едва белело в сумраке, но знал, что она улыбается. А потом он брел по Московскому проспекту - машину Кирилл еще не взял из гаража - и думал о том, что идет по улице не он, а лишь какая-то часть его... Потому что почти весь он остался там, в небольшой уютной квартире, где на стенах развешаны картины, где с мишкой в обнимку спит маленькая большеглазая Олька, где осталась одна Евгения...
Кирилл сидел в своем кабинете на Литейном проспекте и разбирал бумаги. Очерк для альманаха он написал там, на Севере, теперь нужно было подготовить материал для большого реферата. Кстати, его он тоже начал в деревне, там же обработал магнитофонные записи. Но работы еще было много, он даже не приступил к систематизации фольклорного материала, не выявил отличительные признаки сказаний и легенд именно этого района на Севере. Для этого нужно с месяц посидеть в библиотеке, перерыть гору опубликованных материалов на эту тему...
Он еще не был у Галахина, не доложил о результатах своей поездки. Директор института приходил на работу что-то в двенадцатом часу, он еще жил на даче в Комарово.
В кабинет заглянул Землянский. Преувеличенно громко стал восторгаться видом Кирилла, мол, посвежел, загорел (это на Севере-то!). Посожалел, что Кирилл не отпустил бороду. Многие научные сотрудники отпускают в командировках роскошные бороды. Михаил Львович еще больше раздался вширь, животик его распирал брюки и рубашку, круглое довольное лицо лоснилось. Новая должность явно пошла ему на пользу: он стал одеваться со вкусом, носил модные рубашки, подтяжки и галстуки. Редкие волосы еще дальше отступили со лба и висков, однако лоб от
– А у нас никаких новостей, - разглагольствовал он, расхаживая по кабинету.
– Да, Сидоровская в следующем месяце защищается... Кандидатская у нее в порядке, так что без запинки проскочит. А твой реферат включен в план институтского издания на будущий год. Директор не сомневается, что ты справишься с задачей...
– А как ты?
– поинтересовался Кирилл.
– Не загубил еще альманах?
Землянский жирно хохотнул, оценив по достоинству юмор, и сказал:
– Начальство не жалуется... Авторы тоже: я ведь добрый, никого не обижаю!
– И себя тоже, - подковырнул Кирилл, вспомнив, что в последнем номере альманаха Землянский запланировал две свои статьи. Одну, правда, под псевдонимом "Львов".
– Что же было делать?
– сразу ощетинился Михаил Львович.
– Галахин снял статью Горохова о фресках Рублева, якобы обнаруженных в Пскове, а это оказались работы мастеров более поздней эпохи... Ничего под рукой не нашлось, и я...
– Поставил ту самую серую статью, которую я в свое время забраковал...
– закончил Кирилл.
– Я ведь ее переработал, - скромно напомнил Землянский.
– Как твои дела на личном фронте?
– перевел он разговор на другое.
– Как поживает та прекрасная девушка, у которой библейское имя Ева?
– Чего это ты вдруг про нее вспомнил?
– недоуменно взглянул на него Кирилл.
– Она произвела на меня незабываемое впечатление, - улыбнулся Землянский и ушел.
В его тоне проскользнуло что-то задевшее Кирилла за живое... Такое ощущение, будто Землянский что-то знает, но не хочет говорить...
Услышав шум мотора, Кирилл выглянул в окно и увидел Галактику, вылезающего из "Волги". Выждав для приличия полчаса, он взял бумаги и отправился к нему.
У Василия Галактионовича был усталый и недовольный вид. Однако, увидев Кирилла, он встал из-за стола и, протягивая руку, пошел навстречу.
– Проветрился, Кирилл Михайлович? Не жалеешь, что я тебя загнал на край света?
– Не жалею, - искренне ответил Кирилл. Ему ли жалеть об этом? На Севере он провел прекрасные дни, может быть, даже лучшие в своей жизни.
– Не скучаешь по альманаху?
– испытующе взглянул на него Галахин.
И Кирилл уловил в его голосе нечто такое, что заставило его насторожиться. Судя по всему, Василий Галактионович совсем не разделяет оптимизма Землянского... Но возвращаться снова к редактированию Кириллу вовсе не хотелось.
– По-моему, альманах в надежных руках, - бросил он пробный камень.
Галактика не любил дипломатничать.
– Ты помоги ему, Кирилл Михайлович, - сказал он.
– Вкуса у него маловато или... требовательности к другим и к себе. Материал сырой, неинтересный, авторов он не ищет... В общем, как член редколлегии, помоги Землянскому... Конечно, когда закончишь реферат и обработку данных командировки.