Маленький стрелок из лука
Шрифт:
– Валера всем девушкам признается в любви.
– Я их всех люблю, - подтвердил Валера.
– И тебя, Светка, тоже.
– Спасибо, дорогой, - с чувством проговорила артистка.
Ева прихлебывала шампанское и задумчиво смотрела на Кирилла. Светло-карие глаза ее будто подернуты легкой дымкой. Она могла вот так подолгу смотреть и молчать, а о чем она думает в этот момент, невозможно было догадаться.
– Была бы гитара, я для вас исполнил бы романс, - выразительно посмотрел на нее Валера.
– Я могу и без гитары...
– Он приосанился
– Не надо, Валера, - попросила Светлана.
– Без гитары не тот эффект.
Василий повнимательнее посмотрел на Еву.
– Я вас где-то видел, - сказал он.
– Дай бог память!..
– Для режиссера ты очень ненаблюдательный, - заметил Кирилл.
– Ты видел ее в Коктебеле, на пляже.
– В отличие от тебя я не таращу глаза на незнакомых девушек, - отпарировал Василий.
Ева улыбнулась и промолчала. Пальцы ее комкали бумажную салфетку.
– Могу предложить вам роль горничной в моем фильме, - то ли в шутку, то ли всерьез продолжал Иванов, окинув ее оценивающим взглядом.
– Правда, без слов. Вас устроит?
– Я не люблю сниматься в кино, - ответила Ева.
– Вы уже снимались?
– с ехидцей спросил Василий.
– И, конечно, в главных ролях?
– Режиссер Тихорецкий предлагал мне приличную роль, но я отказалась, - невозмутимо проговорила Ева и отпила из фужера.
– И правильно сделали!
– оживился Иванов.
– Тихорецкий - это полное ничтожество. Он завалил на киностудии две картины. Я удивляюсь, какой дурак позволяет ему вообще ставить фильмы?
– Василий налил всем в рюмки и, весело поглядывая на Еву, провозгласил:
– За вас!
Все шумно выпили. Даже Светлана пригубила. Валера пододвинул ей остатки рыбного ассорти, а Еве соорудил бутерброд с черной икрой. Кирилл с удивлением следил за приятелем, за последнее время тот еще ни разу не поднимал тост за женщину, а тут вот расчувствовался.
Видя, что сверх меры возбужденный Василий поглядывает в сторону официанта, а захмелевший Валера изощряется в пошлых комплиментах Еве, Кирилл предложил ей тихонько уйти из ресторана, мол, этому теперь не будет конца. Ева кивнула и немного погодя поднялась из-за стола и пошла к выходу. Вслед за ней поднялся и Кирилл. Прощаться он ни с кем не стал, зная, что Василий станет уговаривать его остаться.
В одной руке держа сигарету, а в другой рюмку водки, Василий разглагольствовал о роли директора картины в съемочной группе. Крупная голова его была немного откинута назад, чуть раздвоенная на конце борода завивалась крупными кольцами. Когда Кирилл встал из-за стола, приятель оборвал на полуслове монолог и поднял глаза на Кирилла.
– Скажи своей девчонке, - прогудел он, - если надумает, пусть приходит ко мне на студию. Что-то в ней есть такое... Я бы дал ей роль горничной.
Кирилл пожал руку другу, улыбнулся:
– Скажу.
– Я у вас ее отобью!
– обезоруживающе улыбнулся Валера.
– Я тогда застрелюсь, - улыбнулся в ответ Кирилл.
На Литейном было шумно, все вокруг блестело: и трамвайные
Они свернули с Литейного на Пестеля. Прямо перед ними возвышалась белая с зеленым куполом церковь, огороженная толстыми цепями, прикованными к чугунным пушкам. Столетние липы окружили церковь. Лишь утихал шум машин, слышны были робкие птичьи трели. У входа толпились люди. Когда тяжелая высокая дверь отворялась, пропуская в храм верующих, видны были тоненькие горящие свечи на высоких бронзовых подставках.
– У меня есть один знакомый, Женя, - сказала Ева.
– Он в духовной семинарии учится. Иногда придет ко мне, сядет напротив и молчит, а глаза у него умные. Я спрашиваю: веришь в бога? Он улыбается и молчит.
– Чего же он у тебя... высиживает?
– поинтересовался Кирилл.
– Я его не спрашиваю. Он мне не мешает. Сидит и смотрит. Иногда, конечно, мы разговариваем...
– О боге?
– Об этом он не любит говорить... Что мы знаем о боге? Что его нет? А они там изучают все до тонкостей, он с закрытыми глазами может прочесть любую главу из Священного писания. Неинтересно ему со мной говорить о вере, о боге... Так, болтаем о разных пустяках.
– Не предлагал тебе отец Евгений... матушкой стать?
– Кирилл задал этот вопрос с ехидцей, но, представив Еву попадьей, не выдержал и рассмеялся.
– Я думаю, он такую мысль давно вынашивает, - без улыбки ответила Ева.
– А твой отец? Как он смотрит на его посещения?
– Женя, пожалуй, единственный мой знакомый, которому отец доверяет, - сообщила она.
– Считает, что грешные мысли не посещают особ духовного звания?
– усмехнулся Кирилл.
–
– А у него нет грешных мыслей, - сказала Ева.
– Я же вижу, ему приятно просто смотреть на меня... Да, такие, как Женя, в наше время редкость.
– Много у тебя, оказывается, поклонников, - покачал головой Кирилл.
– Обычно в подобных случаях я уходил в сторону.
– Кто же тебе мешает?
– Я знаю и другое, ты никого не любишь.
Она бросила на него быстрый взгляд и надолго замолчала. Они вышли на улицу Восстания, миновали дом Кирилла и свернули на Греческий проспект. Здесь на площади, возле Концертного зала, ветер весело гонял по асфальту желтые листья. Они с сухим треском, будто кузнечики, невысоко взмывали в воздух, кружились вокруг залепленных афишами тумб, затем снова опускались на землю к широким стеклянным дверям, ударялись в окна, будто просились в зал. Листья ухитрялись даже прилепиться к скульптурной группе, стоявшей напротив дверей.