Маленький стрелок из лука
Шрифт:
– О чем я говорил? Рубль двадцать! Он еще кого-нибудь за наш счет подвез...
– Да-а, когда у людей такая большая семья, они поневоле становятся расчетливыми...
– то ли в осуждение, то ли в оправдание Балясного негромко произнесла Виктория.
– До свидания, - сказал Кирилл, пожимая ей руку.
– Мне очень понравилась ваша квартира, - улыбнулась Виктория.
Несколько запоздало проявив галантность, Николай открыл ей дверцу, сам уселся рядом с шофером, который весьма подозрительно на него посматривал, будто сомневался, что ему заплатят по счетчику.
Виктория улыбнулась Кириллу и помахала рукой.
В сумраке кабины блеснули золотые кольца на се тонких пальцах. Такси умчалось по улице Восстания к Московскому
Когда на улице стало потише и последняя машина скрылась вдали, с другой стороны показалась большая кошка. Обычно городские кошки суетятся, прежде чем перебежать дорогу, шарахаются из стороны в сторону, а эта все так же степенно, не оглядываясь, перешла проезжую часть и скрылась в подворотне. Пушистый черный хвост она держала на весу. Кошку уже было не видно в чернильной тени арки, а прямой с белой кисточкой хвост еще какое-то время помаячил и исчез.
На углу Восстания и Некрасова поворачивающий трамвай выбросил сноп голубоватых искр. Ветер посвистывал в чугунной решетке арки, погромыхивал на крыше железом, хлестал в освещенные окна домов снежной крупой. Черные деревья во дворе зловеще постукивали обледенелыми ветвями. Одна кривая узловатая ветвь с парой ржавых сохранившихся листьев настойчиво скреблась в чье-то окно, будто выпрашивала подаяние.
Кирилл поежился в накинутом на плечи пальто, взглянул на небо, там сплошное крутящееся дымно-серое месиво. Наверное, градусов пятнадцать мороза, что для Ленинграда редкость. Обычно здесь в январе-феврале оттепель, груды грязного снега на обочинах, лужи на асфальте. А после непродолжительных метелей снегоуборочные машины, двигая металлическими руками, сгребают собранный рано утром дворниками в кучи снег и нагружают на самосвалы. Ленинградцы любят наблюдать за уборкой снега. В этой картине есть что-то завораживающее: вслед за конусообразной снегоуборочной машиной с транспортером выстраивается очередь грузовых машин. Снег с транспортера толстой струей сыплется в подставленный кузов. Нагруженная машина отъезжает, а ее место занимает порожняя. И так до тех пор, пока на обочине не останется ни одной кучи снега.
Кирилл вдруг подумал, что надо в ближайшую субботу съездить за город, покататься на лыжах. Через день-два мороз спадет, а снегу за эти несколько дней навалило много. Лучше всего в Парголово, там красиво и гор много...
Может, Еву пригласить? Вряд ли поедет. Спорт ее не интересует. Василий Иванович говорил, что она будет хорошо смотреться на экране. Оказалась фотогеничной. Или точнее - кинематографичной. Таланта, правда, большого режиссер в ней не открыл, но со своей ролью девушка справилась. Впрочем, сейчас и без таланта становятся кинозвездами. Кинематограф с его удивительными возможностями способен творить чудеса. Ева подарила Кириллу гигантскую фотографию, наклеенную на картон, где она снята в роли девушки с гвоздиками. Надо отдать ей должное, после удачного дебюта Ева не загордилась. О своей работе в кино рассказывала мало и неохотно. Обычно тот, кто хотя бы раз удачно снялся в кино, тянется на студию, съемочную площадку, охотно снимается в массовках, одним словом, становится своим человеком в среде кинематографистов. Ева даже не была на просмотре отснятого материала, а на студию являлась только после настойчивых телефонных вызовов. Это удивляло Василия, привыкшего отбиваться от осаждающих любого кинорежиссера бойких смазливых девиц, вообразивших себя великими актрисами, которых еще надо открыть...
Мимо прошел пожилой человек с огромной лохматой собакой. Пес было потянулся обнюхать Кирилла, но хозяин натянул поводок и негромко произнес: "Рядом, Варден!" Пес равнодушно отвернулся от Кирилла и потрусил дальше. Был он черный, представительный, чего нельзя было сказать о хозяине, маленьком невзрачном человечке в длиннополом пальто и меховой кепке. Оставляя на девственно белом тротуаре следы, Кирилл пошел
5
Том выписывал квитанцию молодой белокурой женщине, сдавшей на комиссию автомобильный стереомагнитофон. Женщина не торговалась, и Том поставил приличную цену. Он безошибочно определил, что она жена моряка торгового флота. Одета во все заграничное, даже сумка японская. Том знал, что жены моряков часто сдают на комиссию импортные вещи, через них, наверное, можно заказать любую дефицитную деталь к фирменному магнитофону.
Том начал было закидывать удочку насчет ее возможностей, как открылась дверь и кто-то вошел. Подняв голову, он хотел было нетерпеливого клиента попросить подождать за дверью, но ничего не сказал: перед ним стояла Ева. Она была в узком бордовом удлиненном пальто с серебристым воротником из искусственной норки и красных высоких сапогах. Обычно бледные щеки ее порозовели от мороза, на синей вязаной шапочке сверкали не успевшие растаять снежинки.
– Ты очень занят?
– как ни в чем не бывало, поздоровавшись, спросила она. Еву он не видел с тех самых пор, как она выкинула с ним эту шутку в Таллине. От Блохина слышал, что она снялась в каком-то телефильме, но пока фильм не видел. Для себя он решил больше с этой девицей не иметь дела. Надо сказать, она нанесла ощутимый удар по его самолюбию. Правда, минуло немало времени, обида и злость прошли... А Ева выглядела очень эффектно. Где-то внутри у него опять, как прежде, сладко защемило. Девушка ему нравится, может быть, даже больше, чем раньше. И как бы он себя ни убеждал, что с ней все покончено, и даже на какое-то время поверил в это, но вот капитулировал...
– Ты вроде бы похудел, - достав из сумки сигареты и спички, непринужденно проговорила Ева.
– Можно я закурю?
Он кивнул. Курила она дешевые сигареты. Том, довольный, вспомнил, что у него в шкафу блок американских. Наверное, станет просить, чтобы он достал ей хороших сигарет. Кому же он обещал этот блок?.. Он не стал ломать голову, потому что уже знал: сигареты отдаст Еве.
– Когда его продадут?
– пряча в сумку паспорт, спросила женщина.
– Зайдите недели через две, - сказал Том и взглянул на часы: пять вечера. В комнате уже давно горит свет. В Ленинграде теперь быстро наступают сумерки. До конца работы еще три часа..."
За женщиной закрылась дверь, и тотчас вошел следующий клиент с огромной коробкой в руках. На коробке иностранная надпись.
– Подождите минутку, - сказал Том и, видя, что клиент нерешительно затоптался на пороге, не зная, что делать с коробкой, прибавил: - Там, в приемной.
– Красивая, - задумчиво сказала Ева, выпуская сиреневый дым.
– Ты красивее, - улыбнулся Том.
– При чем здесь я?
– удивленно взглянула на него Ева.
– Я говорю: ты красивее, чем та женщина, - пояснил Том.
– А я про сумку, - без улыбки сказала Ева.
– Хотела бы такую?
– со значением произнес Том.
– Слишком яркая, - ответила Ева.
– Я не понимаю, почему она носит ее зимой? Это же летняя сумка.
Ева права. Том тоже почувствовал, что в этой миловидной расфранченной женщине есть какой-то перебор, а вот именно какой, не сообразил.
– Взгляни в свой гроссбух, сколько я тебе должна?
– небрежно проговорила Ева.
Ему не надо смотреть в гроссбух, как она иронически заметила, что-что, а на память Том не может пожаловаться. Должна она ему пятьдесят три рубля... Если уж быть совсем точным: восемьдесят один. Это если к сигаретам приплюсовать неудачную поездку в Таллин. Но бог с ними, двадцатью восемью рублями! Это его плата за науку... Ухаживаешь за красивыми девушками, будь всегда готов к непредвиденным расходам. Эту-то простую истину он давно усвоил!