Малера
Шрифт:
– А разве мы не поедем никуда отдохнуть потом. Помнишь, мы разговаривали.
С трудом воскрешаю в памяти ничего незначащий разговор о совместном отдыхе этим летом. Если честно, то больше хотела именно Вика, я всего лишь вяло кивал, лишь бы закончила трескотню. Уже тогда думал больше, чем нужно об Архаровой. Не исключаю, что в этот момент так и было, поэтому и кивал, не сильно понимая, о чем она говорит.
– Давай спать. Ты же с матерью моей собралась завтра что-то обсуждать, – при чем здесь это, но надо транслировать хоть что-то, вот и несу разную хрень. – Давай, заползай под одеяло.
– А ты куда?
– Слушай,
– Точно? – подозрительно на меня смотрит.
– Да точно. Надо закончить один проект. Спокойной ночи, – спешно ретируюсь из комнаты и бегом поднимаюсь.
Мой спасение здесь. Очень люблю эту чердачную комнату с большим окном в крыше. Падаю на небольшую кровать и впиваюсь глазами в звездную черноту. Мигающих точек сегодня необычайно много. Разного размера и еле уловимого меняющего цвета. Мерцают, зовут к себе. В этом квадрате сосредоточение моих сомнений и очень весомых желаний. Оттенки черноты меняются на густой синий, светло-серый, белесый. Луна играет цветом, понимаю так. Мне не видно ее, но свет достает до калейдоскопа колера. Звезды то гаснут, то с утроенной силой наливаются яркостью.
Хорошо. Тихо. Никто не мешает.
Я наврал Вике, просто нагло напиздел, только бы смотаться. Не хочу ее. Я вообще, после Лерки никого больше не хочу. При воспоминании о ней, накатывает волна похоти. Если приподниму голову, то член стебанет по лбу. Ага, стоит, сука! Только при гребаном воспоминании! Как тогда в ее спальне, переворачиваюсь животом на матрац и вдалбливаюсь в него со всей дури. Зажимаю голову руками, зубы скрипят так, что сейчас размелю в труху их.
В этой блаженной тишине, нарушаемой только моими тяжелыми мыслями, приходит самое четкое осознание того, что Архаровой надо быть только со мной. Похуй на Макса, похуй на Вику, похуй на всех! Я как-нибудь переживу этот день рождения. Переживу приезд Мосальской. После праздника поговорю с ней, объясню, что ее полет теперь одиночный. Выпроводить ее завтра не представляется возможным, совсем упаду в глазах родителей. Моя беспорядочная жизнь вызывала в свое время опасения, что так и буду гонять без башки в поисках свободной любви на ночь. Мать только в последний год успокоилась, когда мне хватило ума тормознуться с лихими тусами.
В который раз задаю себе вопрос, какого хрена я с ней связался? Хотя я ли прилипал? Анализируя ситуацию, проясняю сейчас, что Вика в любой момент оказывалась рядом. Как-то незаметно вошла в мою жизнь и стала проявлять активное участие, а я только принимал в надежде, что спрыгну с мыслей о Лере. Вика-антидот не сработала!
В-ж-ж-в-ж-ж-ж…
«Я не приду к тебе»
Лера. Все сжимается внутри. Сама пишет. Первая. Только вот новость дерьмо. Смотрю на ее аватарку. Красивая девочка моя, нежная, светлая. Так улыбается хорошо.
«Почему?»
«Ты не спишь?!»
«Как видишь»
«Меня папа не отпустит»
Начинается типа весомый отмаз. Детский сад, штаны на лямках. Спартак может и залупится, но он в командировке сейчас насколько я знаю. Только как тогда будет выглядеть то, что он с женой придет, а Лерка нет? Странно получается.
«Все будет хорошо. Беру Спарта на себя»
«Надорвешься!))))»
«Лера, я тебя очень буду ждать. Нам надо много обсудить»
….. …… ……..
«Лер!»
«Спокойной ночи, Матвей»
Гаснет, выключается.
Порываюсь
19
Как бы я не пыталась отодвинуть время, этот день наступил. Мы собираемся на этот «офигенный» праздник. Для меня, так точно фешн-день. Папа предложил надеть глухой комбез. Он так за меня переживает всегда, намного больше, чем мама. Иногда его волнение доходит до того, что проще остаться дома или надеть что-то вроде простыни до пят и платок сверху. Но я не обижаюсь на него, просто он вот такой беспокойный. Знал бы мой красавец о моих хулиганствах. Но я ж не чекане, берегу палевную инфу. Хотя в сравнении с другими, я вообще цветок лазоревый, так что… просто беру с собой запасное платье.
– Дочь, ты готова?
Вот он. Прищур папы выхватывает мой образ с головы до ног. Он одобрительно кивает и подставляет локоть.
– Па, ну что мы как в Средневековье-то?
– Чегоо? А ну-ка уцепилась молча, – притворно возмущается он. – Давай-давай!
– Да, блин.
– По блинкай мне тут!
– А мама? Это же ее место!
– Ничего, она с другой стороны возьмется. Ладусь, ты готова? – зовет ее, на секунду позабыв обо мне.
– Да, мам! – типа возмущаюсь. – Сколько ждать? Ого-го-о-о-о, - восхищенно тяну.
Подберите нам разинутые рты. Вот это мама Лада! Силуэтное платье иссиня-черного цвета облегает ее все еще прекрасную фигуру. В ямке выступающей ключицы сверкает небольшой прозрачный камень. Полностью открытые руки, и предплечье венчает изящный платиновый браслет. Богини Олимпа, оглядитесь, вы потеряли одну из вас! Волосы, божественные волосы взбиты непокорной гривой, стекают на одну сторону.
– Что застыли? Ау, родня! – смеется она.
Мы все еще пораженно молчим. Наконец, папа отмирает и произносит:
– Лад, помнишь, как мы с тобой фильм смотрели, где подчиненный влюбился в свою суровую начальницу и пришел к ней в гости, – брови мамы ползут вверх. – Нет-нет, я хочу сказать, что у меня такая же оторопь, как у этого Ефремовича, когда он дико столбенел от красоты женщины. Ты просто прекрасна! Боже, ты невероятна! Лер, - обращается ко мне – ты не знаешь, там много молодых людей будет, может мы мать дома оставим, а то уведут ее от меня.
– Эй-эй! – шутливо тычет в бок папы. – Я бы попросила!
– Люблю тебя, родная, – целует маму в щеку.
– И я тебя, Спарт. И только сильнее, и сильнее.
– Да идем уже, неразлучники! – смеюсь и тащу их за руки к двери. – Ой, а подарок?
– Ох, точно!
Папа забирает огромный сверток и наконец мы выдвигаемся к дому Филатовых. Чем ближе приближаемся, тем сильнее начинает потряхивать. Дома я делала вид, что забыла, какие меня на празднике ждут испытания. Имя им «Мот»! Мама ободряюще сжимает руку и внимательно смотрит. Мудрая моя, всепонимающая, никогда не осуждающая за любые проступки. Папа, и тот как-то странно кивает мне, и подхватив, гордо тащит сквозь толпу прямо к имениннику. Не доходя немного до локации в Матвеем, останавливается и говорит.