Малера
Шрифт:
– С днем рождения.
– Спасибо. Как это понимать, Лер?
22
Много ненормата...Соррян)
– Ну почему? – орет Вика на весь дом.
Морщусь от визга. Благо нет никого, все уехали.
Мать утром с трагическим видом сидела за чашкой кофе. Бледная, почти прозрачная. Хотел подколоть по поводу похмелья, но не стал. Вовремя увидел, как батя предупреждающе машет головой.
– Ма, доброе утро! – наклоняюсь, чтобы поцеловать.
Она недовольно подставляет щеку
– Можете не посылать друг другу знаки, - раздается ее голос. – Сядь, пожалуйста, - кивает на стул.
Началось. Ладно, сам заварил, сам и расхлебаю. Сажусь и строю глазки. Мама нечитаемо взирает на меня. Понимаю, что ни хрена мое обаяние не действует. Она такая у нас, да. Не прорежешь ни хрена. На вид вся такая мягкая и покладистая, но если что не по ее, то дело труба.
– Мам, давай я сразу скажу – все решу. Прямо сегодня. Прости за цирк с Викой, но я правда не знал, что все так будет.
– Что будет?
Батя стоит позади мамы и складывает руки крестом. Значит, не сказал ей ничего. Ну, понятно почему! Она пока не верит, что могу быть серьезен, это ясно. И если на данный момент вывалю ей о намерениях по отношению к Лере, то могу нарваться на скандал. Рискую получить огромный вагон недоверия. Дружбу семей нельзя разрушить!
– Мам, я все улажу, ок? Она уедет. Сегодня.
– Хорошо бы. Извини, но то, что было вчера… - нервно постукивает ногтем по кружке – вообще за гранью! И еще, что она плела про возможную свадьбу? Вашу!
Ого! Вот это Виктория хватанула! Это в каком же бреду мы с ней об этом разговаривали? Такого точно не помню. Это нелепое заявление даже не злит меня, а скорее наоборот. Хотя смешного мало совсем. Пока заправляю кофемашину, как бы беру негласную паузу перед ответом. Благо понимают мои, что несколько неожиданная новость для меня сейчас была. Молчат. И я тоже пока ничего не говорю. Машинально засыпаю кофе и доливаю свежего молока, выбираю режим. Тупо смотрю на гудящий аппарат и потом на тонкую кремовую струйку.
Ее приезд был своеобразной броней для меня. Эгоист я, тут ни хрена не поделать. Угу. Но не стыдно по одной единственной причине: я всегда знал, что Вика охотится на парней с большими бабками. Видимо по критериям подошел ей. По сути, мы ничего друг другу не должны. Она изображала любовь, я изображал интерес и отваживал в мозгах Леру. Все. Это – все!
Да и с малышкой непонятки конкретные были. Вот и использовал объект для ревности, хотя не уверен был, что подействует. По-детски? Возможно! Но на войне все средства хороши, я считаю, что это был хороший ход.
Иду с кружкой назад. Мать все еще сидит с неприступным видом. П-ф-ф-ф-ф, надо сказать. Не то, чтобы я за что-то отчитываюсь, просто так повелось у нас в семье, что мы умеем разговаривать друг с другом. Чтобы мы не творили, какие бы действия не совершали, у нас правило – родители не должны волноваться, а следовательно все проступки обсуждаются (ну почти), вот так, ничего не поделать. И каждый член нашей группировки блюдет его. Даже ебанутый Молот! Лерочка не в счет пока.
– Ма, - беру ее за
– Матвей! – брови ее ползут вверх.
– Сорян-сорян, – торопливо киваю.
– Ерунда в смысле. Мне другая нравится, ты же понимаешь. И я намерен всерьез…
– Маш, едем, – батя подхватывает маму и уводит ее из кухни. – Дел много, до вечера не управимся.
На прощание округляет глаза и машет головой в направлении второго этажа. Типа, разбирайся уже, мы уезжаем, действуй, а потом разглагольствуй о намерениях. Через минут сорок дом пустеет. Все еще сканирую свою чашку кофе. Она почти пуста. Густая пена осела по краям, вырисовывая необычные узоры. Ни хрена я не предсказатель, а то бы нагадал себе Архарову. И так верчу кружку и этак, а вижу не знаки, просто потеки. Жаль!
На руке позвякивает подарок, который сразу надел вчера. Точнее Лера сама надела. И когда она защелкивала крепление, в этот момент я почувствовал, как и мое сердце защелкнулось, запирая в себе навсегда эту необыкновенную малышку. Вот только значение гравировки так и осталось для меня неизвестным. Надеюсь, когда-нибудь расскажет.
Разбивает мои грезы Вика, спускающаяся из моей спальни. Д-а-а, выглядит не очень. Перебрала вчера девка. Увидев меня, наигранно улыбается и раскинув руки, плывет. Перехватываю объятия, прошу сесть рядом. Ее улыбка гаснет, но она присаживается и вальяжно располагается. Взгляд определяю трудно и неохотно, если честно, потому что наплевать. Ну так получилось, что теперь, убиться об стену? Особо не мучаюсь, когда немногословно объясняю почему ей надо свалить из нашего дома. Злится, отрицает очевидное.
– Так почему?
– Вик, не ори, – осаживаю ее. – Что за херню ты моей матери гнала? Какая на хуй свадьба?
Она смаргивает лишь мгновенье и оторопело замолкает. Она что думала, что не скажут мне? В эту секунду меня как-то по-особому клинит. Замедляюсь в осознании. Я в принципе не предполагал, что такое событие ко мне применимо, ибо элементарно на хрен не надо такое. Особенно в отношении Виктории. Да и вообще!
– А что, у нас все серьезно!
– В смысле?
– На коромысле! – закидывает ногу на ногу. – Я приехала в твой дом. Познакомилась с твоими родоками. Помогала здесь! И что такого ты нового узнал-то? Мы встречаемся уже…сколько…? Да долго! Почему о свадьбе не подумать. Ну опередила чуток события. И что такого?
Где тут в доме тазы стоят? Надо подставить под башку ей, чтобы собрать потекшие мозги. Несет херню с уверенным видом. Даже интересно мне, что дальше будет.
– Ебанулась?
– Матвей, ну прекрати, – делает попытку подлезть. Взглядом пригвождаю ее к поверхности. – Я же тебе нравлюсь!
– Нравиться и жениться – разные вещи! Ферштейн? Короче, тебе пора домой. Было время, когда все всех устраивало. Теперь оно прошло. Я помогу собрать чемодан и куплю билет.
Мне не жаль даже тогда, когда Вика пытается плакать. Только плохо у нее получается. С интересом смотрю, когда выкатятся слезы, но их нет. Ничего нет, кроме попытки сцепить свою жизнь с банковским счетом. Я это всегда знал.