Малодушие
Шрифт:
Так думалось мне тогда. Я смутно ощущал рану на коленке, полученную от падения в лесу; подняв голову вверх, я долго смотрел на ночное небо, будучи совершенно довольным…
Так и написал я лучшую часть рассказа. Мне и теперь она кажется наиболее удачной.
Я поднялся скоро и поковылял домой – не в лес же теперь возвращаться было. Думал и Антон вслед за мной ушел скорее всего: один в лесу он не остался бы ночевать, верно? Но, как оказалось, не верно.
Говорит, когда увидел меня бегущего,
Пустячки Один
Нет ничего мучительнее написания книги. Ночью мучаешься, что не заснуть от появляющихся идей, а к утру не усидеть на месте, ведь давит невозможность написать и обязанность это сделать. А по итогу выйдет, поверьте мне, только когда вы окончательно и насовсем отчаетесь.
И это очень интересно. Ведь мы вот читаем книгу, смотрим: автор такой благородный весь из себя, прямой, и все ему нипочем, и все он до дна познал – в общем, одна сплошная поэзия и возвышенность. А пойди посмотри как работал, как мучился от проклятой лени, как душа ежедневно у него парализована бывала, и как он во взъерошенных волосах проклинал себя и руки свои, ломавшиеся перед ним, – в общем, посмотришь как-то на все это, посмотришь – да и на пол плюнешь, и прямо в собрание его сочинений.
Сюжет, "На полпути вверх"
Не ищите сюжета здесь. Конец этой книги, ее главная цель – издание. Если вы ее читаете – значит, конец вам уже известен… – Больше месяца назад написал я и забросил письмо почти что насовсем. Лишь какие-то незначительные заметки собирал мало-помалу.
Но сегодня 27 февраля. Я увидел информацию о некоем конкурсе на сайте «:Самиздат», думаю теперь в нем поучаствовать. Называется так: «Глава первая». Суть конкурса, насколько мне понятно, в том, чтобы помочь таким как я лентяям сесть наконец за черновик и дописать работу. Дописать же надо где-то за 3-4 месяца, и в процессе выкладывать по частям, по крупинке на платформу, в виде бесплатных черновиков.
Вроде как понятно.
Понятно и то, что моя фраза, помещенная в начало, потеряла теперь всякую цель и всякий смысл: коли вы, мой читатель, читаете эти строки, то скорее держите в руках не что-то изданное по-настоящему, а всего-то лишь бесплатные черновички на сайте «». Впрочем, и в «черновичках» нет ничего плохого.
Повторюсь опять: эта книга – нечто вроде дневника с моими рассуждениями. Ежели вы ожидали от нее и от меня что-нибудь в виде какого-то привычного вам сюжета – то обломитесь, господа. Его не будет.
Очень часто, по ходу чтения, вам должно будет казаться, что вот теперь-то идет некое развитие, что сейчас-то произойдет… И ничего не произойдет. Это жизнь; не вымышленная какая-то чепуха, а жизнь как есть она – настоящая, без выдумок. В ней сюжетов не бывает.
Более того, за
Думая над тем, что происходило в моей жизни и пытаясь представить это в контексте данной книги, мне невольно приходило в голову и то, как можно было бы это взять да переиначить и, немного переиначив, выдать за какой-то супермега сюжет… – В эти моменты я чувствовал себя, честно сказать, грязнейшим из подлецов, очень мерзко… Так вот каковы все те, кто сочинительствует! Я знаю вас. Представляю себе эту довольную мину в момент, когда ваша голова воспроизвела на свет еще один остросюжетный сюжет или прямоугольный сюжетный же поворот. Брр, словом.
Толи дело жизнь! У нее есть один существеннейший пункт, который и дает ей все несоизмеримое превосходство. «Какой?» – спрашиваете вы, нетерпеливые. Отвечаю: она реальна, истории ее – реальны. А потому что жизнь у всех на самом-то деле одна (да! одна на всех, вы не ослышались), то и получается, что, рассказывая о жизни какого-то одного человека, мы, немного иными словами, но рассказываем жизнь всех людей. Всех.
Конечно, на деле это не совсем прямо так, как мной здесь описано; но в целом все верно.
Но зачем нам одна жизнь на всех, да к ней еще и история единственная, постоянно однообразная? Я мог бы обвести это предложение кавычками, ведь вы наверняка сейчас этим вопросом и задаетесь. Да вот только не может быть человеку ничего приятнее, особенно если жизнь его уже прошла, осталась позади, – не может быть ничего приятнее, чем вспомнить эту свою потерянную жизнь. Слушать истории, отдаленно напоминающие наши, да и вообще окунуться опять мысленно в этот мир – ни одна тугозеленая сюжетная линия не даст нам такого, друзья.
Всякая книжка – мусор; любой сценарий великолепного фильма достоин своего скорейшего сожжения. Бросьте это, я вас уверяю: все ненужно нам. Оглянитесь вокруг: столько людей… – так поговорите с ними! Говорите, чего стесняться? Рассказывайте и сами. Общайтесь. Я уверен, – я почти что уверен, что доселе вы вовсе не замечали всей этой прелести – в вот этих вот устных диалогах; вам даже иногда казались они скучны… О, как же вы слепы были-то, друзья! Да мы ведь просто-напросто привыкли все к этому, слишком привыкли. Да ведь нам кажется теперь заранее и априори, что если что в книжке написано – то это все хорошо, это определенно высоко и прекрасно; а коли мы слышим голос не из поднебесий доносящийся, а вот тут, рядышком который пищит – тогда мы думаем сразу, что плохо, ужасно, не то, не то! Сами вы, дурни, не те. Замечайте же их прелесть! Попробуйте. Поговорите наконец хоть раз со своими родителями, с домашними своими. Давайте. Вы всю жизнь живете ролью чужого-родственника; вы за всю жизнь так и не узнали мать свою родную, бедные. Стыд вам.