Мальтийский замок
Шрифт:
Окончательно я проснулась часов в одиннадцать. Дождь лил как из ведра, в доме было сыро, промозгло и противно. Я спустилась вниз. Божена готовила завтрак, напевая что-то собственного сочинения.
– Доброе утро, сонное царство, – приветствовала она, – ну и дрыхнуть же ты горазда.
– Под дождь так сладко спится, – я зевнула и принюхалась. От кастрюлек на плите исходил чудесный аромат.
– Боженочка, что у нас на завтрак? – я присела за стол.
– Уже скорее на обед. У нас жульен, рагу по-французски, салат со спаржей и картофель по-деревенски.
– Все! – обалдела я от такого количества деликатесов. – Буду есть, пока не тресну!
Мы позавтракали, попили кофе, и мне в голову пришла идея.
– Слушай, – сказала я, – где-то здесь, в липах, похоронена Лаура, давай поищем ее могилу.
– Зачем?
– Не знаю, но очень хочется, вдруг родится сюжет для новой картины.
– Но такой дождь! Ты не можешь рожать сюжеты дома, в тепле и сухости?
– Нет, не могу, в тепле и сухости только конфетные фантики рисовать. Идем, не раскиснем.
Уж если мне в голову что-то втемяшилось, то это всерьез и надолго. Мы оделись, взяли зонты и отправились на разведку. Лип оказалось очень много, я даже и не представляла, что являюсь владелицей такого леса! Мы брели по заросшим дорожкам наугад, но, в отличие от меня, Божена запоминала дорогу, чтобы не заблудиться.
– Боже мой, как здесь красиво, – восторгалась я. – Я таких деревьев сроду не видала. И это все мое! Даже не верится! Я, пожалуй, тоже здесь похоронюсь! Вон под тем деревом, или нет, вот под этим… одно другого лучше!
– Подожди выбирать, где тебе похорониться, мы еще с тобой лет двести поживем, а там видно будет.
Деревья расступились, и перед нами открылась невероятная картина.
– О… – только и смогла произнести я.
Мы стояли на берегу заросшего кувшинками озера. В зеленых зарослях виднелась небольшая белая часовня, окруженная плакучими ивами. Неземной красоты деревья обрамляли воду живой зеленой рамой. Над озером стелился туман, в безветренной тишине моросил легкий, почти невесомый дождик и все вокруг казалось нереальным, особенно белая часовня на берегу…
– Ивка, – только и смогла выдохнуть Божена, – и это тоже все твое?
– Кажется, да, – прошептала я, совершенно потеряв голос от восторга.
Теперь Текина точно может ни на что не рассчитывать, из этого дома меня можно будет вынести только в гробу.
– Пойдем, посмотрим часовню?
Я кивнула, и с трудом передвигая одеревеневшими от счастья ногами, поковыляла к часовне. Двери оказались не заперты. Мы приоткрыли их и засунули внутрь свои любопытные головы. В часовне нас поджидал еще один сюрприз. В центре красовалась большая мраморная гробница, а рядом с нею коленопреклоненный ангел в человеческий рост. Голову ангел склонил над гробницей, а руки молитвенно сложил на груди. Над головой ангела распахнулись большие красивые крылья, по плечам сыпались длинные локоны, а несколько прядей развевались так, словно откуда-то дул ветер. Ангельский лик был точной копией лиц девушек с портретов, найденных в доме.
– Здорово. Как красиво!
– Вот, значит, где похоронена Лаура, – благоговейно прошептала
Теперь уж я точно знала сюжет своей будущей картины. Я принялась ее уже мысленно рисовать, но Божена прервала творческий полет:
– Ива, пойдем домой, у тебя все ноги мокрые, не дай бог простудишься.
Но я все никак не могла сдвинуться с места. В конце концов, Божена силком оторвала меня от созерцания ангела и вытолкала из часовни. В туфлях у меня и вправду прилично хлюпало. Мы закрыли за собою двери, чтобы никто ненароком не забрел в часовню и не нарушил покой Лауры, не потревожил уединение ангела.
Дождь лил все сильнее, и я окончательно замерзла. Обувь настолько промокла, что я спокойно могла бы ее снять и идти босиком, разницы не было бы никакой. Божена все время сокрушалась по этому поводу и прочила мне воспаление легких. Я просила ее не каркать, но, видимо, было уже поздно. Мы пришли домой и ровно через полчаса я начала чихать и кашлять. У меня всегда это очень быстро происходит – раз, два и заболела.
– Ну вот, далась тебе эта могила в такой дождь, – выговаривала Божена. – Теперь вот, заболела, что я Марку скажу?
– Ну, я же не виновата, что мгновенно простужаюсь, – гнусавила я из-под одеяла, – очень уж хотелось прогуляться.
– Вот, прогулялись на свою голову!
Я лежала в кровати в ночной рубашке, в боженином лохматом свитере и в зимних носках Марка. Во всем этом я потела и страдала, но ничего снять не разрешалось. Божена перерыла весь дом и не нашла ни одной таблетки, чем была страшно возмущена. Тогда она решила лечить меня своим способом. Из холодильника подруга извлекла бутылку вина, подогрела его в кастрюльке, налила мне этого дела полную кружку, насыпала туда еще корицы, сахара, выдавила пол лимона и сказала:
– Пей.
– Что это? – недоверчиво принюхалась я.
– Глинтвейн, пей, давай.
– А нельзя мне просто винца? Я бы с удовольствием…
– Пей и не рассуждай, – приказала Божена, и я покорно принялась глотать ее варево. Оказалось так вкусно, что отныне и навеки, я решила пить только горячее вино!
Прикончив всю кружку, я основательно окосела, и меня потянуло на разговоры. Вспомнила, что еще не расспрашивала Божену о ее сыне.
– Божена, а как там твой Влад? Здоровенный, наверное, стал.
– Под потолок и совсем от рук отбился. Всего восемнадцать, а уже вовсю с девчонками развлекается, просто какой-то кошмар.
– А что, лучше, если бы он развлекался с мальчишками?
– Господи, Ива, ну что ты говоришь такое? Еще чего не хватало!
– Тогда я не понимаю твоего ужаса. Помнется, он был очень красивым мальчиком, так что все логично.
– Сделает меня бабушкой раньше времени, вот и будет – «логично». Ты только представь, я – и вдруг бабушка! Все, конец жизни!
– Ерунда, мне, например, в шестнадцать лет казалось, что двадцать – уже старость. А вот сейчас скоро тридцать будет и ничего… господи, мне скоро тридцать… Страх и ужас. Давай еще винца нагреем?