Мальтийский замок
Шрифт:
Под полом оказался гравий. Под гравием – деревянная крышка тайника. Подняв ее, мы обнаружили довольно большое углубление, а в нем – приличных размеров шкатулку. Обломав ногти, мы все-таки извлекли ее на свет, и поволокли бархатную коробку на выход. Принеся ее на кухню, мы зажгли свет и перевели дух. Шкатулку открыли без труда, внутри обнаружилось множество больших и маленьких мешочков. После физических упражнений с топором, наши руки довольно сильно тряслись и со стороны, наверняка могло показаться, что трясутся они от жадности…
Я развязала первый
Оцепенение покинуло меня только тогда, когда я вытащила плоский футляр и извлекла из него колье в виде семи орхидей, то самое, с портрета… Тогда я, деревянным шагом, прошествовала к холодильнику, достала бутылку виски и отхлебнула прямо из горлышка.
– И мне… – сдавленно прошептала Божена.
На столе высилась гора сокровищ, примерно такая, какая бывает в фильмах, и обычно вокруг нее бегает множество людей с пистолетами. Не отрывая глаз от этого зрелища, я на ощупь взяла стакан и принялась лить виски мимо него, на пол.
– Ива, – стала приходить в себя Божена. – Ива, мы с тобою богатейшие люди! Мы Рокфеллеры! Нет, мы Ротшильды! Нет, мы Онасисы!
– Мы императоры Наполеоны, – подсказала я. – Очнись, это не наши сокровища.
– А чьи же?
– Текины. Он, должно быть, не знает истиной стоимости этого всего. На текущие расходы, даже если мы будем вести расследование до конца своих дней, нам вполне хватит штук пять вот этих разноцветных камешков.
– Ива, я тебя что-то не понимаю! Ты говоришь какие-то несусветные глупости! – Божена обхватила гору руками, обнимая сокровища и прижимая их к сердцу. – Текина отдал нам это в уплату за труды. Теперь мы просто обязаны докопаться до сути, тогда наша совесть успокоится, а алмазы будут честно заработаны. Мы летим в Париж, Ива, летим первым классом!
Если меня и кусали еще какие-то сомнения, то они сразу же отпали при упоминании и Париже. Я потрогала гору сокровищ, боясь, что сейчас это все исчезнет горячечным бредом и, посмотрев на подругу, только сейчас поняла, какое мы с ней являем собою зрелище. Для довершения картины нам не хватало ржавого топора и парочки трупов на полу, но нам уже было все равно, как мы выглядим, мы были богатыми светскими дамами и срочно ехали в Париж.
Глава десятая: Кес кю се Париж?
До утра естественно не спали, принимали душ, приводили себя в человеческий вид, время от времени, заскакивая на кухню проверить, не исчезли ли богатства? Они лежали на столе и переливались огнями дорогих магазинов
– Слушай, Ива, – сказала Божена, когда мы в очередной раз примчались на кухню, – а ты какие-нибудь французские слова знаешь?
– Конечно, знаю, – гордо ответила я, и начала перечислять: – Мерси, пардон, мадам, месье, парле ву франсе, бордель и кес кю се.
– А это что такое?
– Именно то, что ты сказала, «кес кю се» означает «что это такое».
– И это все, что ты знаешь?
– Разве мало?
– Я думала, что во французском языке гораздо больше слов.
– Ну, я знаю еще одно ругательство.
– Надеюсь, нам оно не пригодится, теперь мы дамы из высшего общества и ругаться нам не прилично. А с французским надо будет что-нибудь придумать, так не годится…
– Купим разговорник, в крайнем случае, наймем переводчика… Слушай, Божена, а вдруг все это не настоящее? Вдруг это не драгоценности?
– А что же тогда? Ты думаешь, графья, окончательно выжив из ума, попрятали под пол битое, тщательно ограненное стекло? А эти брошки и кольца? Ты посмотри, какая работа! Ты всерьез полагаешь, что эти перстни могут быть сделаны из алюминия?
– Мне просто очень страшно, вдруг это окажется ничем? Я-то уже так размечталась…
– Нет, Текина не может подложить нам такую свинью, а если подложит… тогда… тогда я собственноручно устрою ему публичную реинкарнацию!
Едва дождавшись утра, мы помчались в город. В сумочке Божены лежал увесистый мешочек с разноцветными камнями. От волнения мы ни о чем не могли говорить до самого ломбарда, в наших душах бушевали цунами и циклоны.
В ломбард попытались войти, а не ворваться и это нам почти удалось. Божена протянула мешочек ювелиру и быстро спрятала руки в карманы, чтобы никто не заметил, как они трясутся (и от топора, и от жадности, и от волнения), а я же свои руки и вовсе из карманов не вынимала.
Ювелир долго, внимательно изучал наши камни, и эти минуты нам показались самыми длинными и мучительными в жизни. Наконец сообщил, что такого количества наличности у него нет, поэтому часть нам выдадут деньгами, а часть чеком. Бог дал нам сил не заорать от счастья прямо в магазине. Мы сумели выйти на улицу и заорали уже там. На руках у нас было двести тысяч наличными и чек на триста пятьдесят. Нас с Боженой шатало из стороны в сторону, а перед глазами расплывались горы золота и бриллиантов.
– Нам надо приобрести кредитные карточки, – тихо простонала Божена, – столько денег нельзя носить при себе…
– А немножечко оставить можно? – Кредитные карточки были для меня понятием абстрактным, а наличные – реальным.
– Оставим тысяч по пятьдесят, нет по сто…
– А может по двести?
– По сто, думаю нам должно хватить… Надо купить одежду для Парижа.
Мы взяли на прокат машину, решив, что все эти маленькие и жалкие магазинчики не смогут дать нам необходимое качество и количество гардероба. Божена села за руль, и мы покатили к огням большого города.