Малютка
Шрифт:
Хозяйка настаивала, чтобы гости выпили кофе. И Сарате, и Элена чувствовали себя неловко, ведь они вовсе не собирались расследовать убийство ее сына, им нужна была только информация, которая поможет найти Ческу.
— Я овдовела больше двадцати лет назад. С тех пор только Фернандо у меня и остался. Он был чудесным сыном, всегда рядом, всегда следил, чтобы я ни в чем не нуждалась. Как теперь жить, даже не знаю. Это он возил меня к врачам, напоминал принять лекарства. В последнее время еще и кулинарией увлекся, по воскресеньям готовил мне паэлью, и как вкусно у него
Донья Фелиса рассказала, что Фернандо всю жизнь занимался сельским хозяйством и, набравшись опыта, создал собственное предприятие. Разводил и продавал свиней. Поэтому и поехал на свиноводческую выставку в Сафру. Конфликтов он всегда старался избегать. Непонятно, что там могло случиться, полиция предположила, что его просто хотели ограбить. Как бы то ни было, домой он больше не вернулся.
— Как представлю его мертвого в гостиничном номере… — Донья Фелиса долго сдерживалась, но теперь разрыдалась.
— Вы не знаете, у вашего сына были враги?
— Враги? Да вы что, Фернандо был замечательный человек.
— Какой-нибудь конкурент, который его недолюбливал?
— Нет. Фернандо не стремился никого обойти, хотел только поддерживать свой бизнес, чтобы нам хватало на жизнь. Он всегда говорил: раз у меня нет детей, зачем нам много денег? Чтобы быть самыми богатыми на кладбище?
— Он никогда не был женат?
— Никогда. Была у него невеста, но больше двадцати лет назад. С тех пор он так никого себе и не нашел.
Элена вынула из сумки фотографию Чески.
— Вам знакома эта женщина?
Взяв снимок, Фелиса внимательно его разглядывала.
— Лицо мне знакомо, только не пойму откуда. А зачем вы мне это фото показываете?
Не желая вдаваться в подробности, они ответили уклончиво.
Когда они уже надевали куртки в прихожей, Элена заметила:
— Тут довольно современные квартиры, выглядят неплохо.
— Знаменитая застройка Посеро. Они хорошо спроектированы, но вначале о них ходила дурная слава, так что квартал заселялся медленно.
— Да, я слышала такое. А где вы с сыном жили раньше, здесь в Сесенье?
— Нет, в Турегано, под Сеговией. Сами-то мы из Мадрида, но мужа перевели туда, когда Фернандо еще был маленьким; там он и умер… — И тут ее осенило: — Конечно, вот откуда я знаю женщину с фотографии. Это же сестра Хуаны! Не помню, как ее зовут.
Факс с жутким скрежетом выплюнул документ, которого ждал Буэндиа. Тот забрал бумагу и подошел к Марьяхо.
— Наконец-то. Судья Орсина разрешает нам войти в дом Иоланды Самбрано.
Марьяхо не отвечала. Она сосредоточенно просматривала видеозапись из Сафры. На экране компьютера сменялись увеличенные кадры.
— Слышишь? Надо сказать Элене.
Марьяхо потерла глаза и посмотрела на Буэндиа с испугом. Он сразу понял, что у хакерши плохие новости.
— Я нашла отражение в стекле картины на стене. С помощью фоторедактора убрала блики. И вот результат.
Буэндиа посмотрел на экран.
— Это рука.
—
— Обычный «свотч». Таких тысячи.
— Это часы Чески. Мы подарили ей их на последний день рождения. Я сама их покупала.
Буэндиа замер, не в силах отвести взгляд от монитора. Судебный ордер дрожал в его руке.
Глава 26
Ческе снился отец. Сон был странным: они спорили, отец упрекал ее за то, что она не навещала его, когда он был болен, но потом он превращался в мать и твердил, что не надо слушать отца, что родители никогда о ней не говорят и не скучают по ней, что отцу совершенно все равно, навещала она его или нет. Они ехали на машине, отец был за рулем, но, превращаясь в мать, оказывался на заднем сиденье.
Проснувшись на кровати в подвале, в позе, в которой она провела не меньше двух дней, Ческа вспомнила, как мать позвонила ей и сказала, что у отца обнаружили рак с метастазами и что, хотя спасти его нельзя, ему будут делать химио- и радиотерапию. Ческа была на работе, они расследовали какое-то скучное дело о мошенничестве. Когда она нажала отбой, находившийся рядом Ордуньо уточнил, все ли в порядке. Она ответила, что все хорошо, и предложила выпить пива. Позже, вернувшись домой, она поймала себя на том, что не испытывает ни малейшей жалости ни к отцу, ни к матери. Для нее они были мертвы уже давно: они умерли, когда заставили отдать ребенка в приемную семью, хотя тогда она еще этого не осознавала. С той минуты, как мать рассказала ей о болезни отца, и до звонка сестры, сообщившей о его смерти и времени похорон, она ничего о них не слышала и не испытывала желания им позвонить, хотя съездить в Турегано ей хотелось.
— Хочешь пить?
Ческа моргнула и устало улыбнулась, увидев Малютку с кошкой на руках. Девочка держалась в поле ее зрения, чтобы ей не пришлось выворачивать шею.
Малютка поднесла ей воды и стала лить на губы. Потом села рядом. Она как будто испытывала нежность к Ческе, но вдруг укусила ее за руку.
— Ай! Ты чего?
Малютка рассмеялась, словно удачно пошутила. Укус оказался болезненным, но Ческе было приятно, что девочка села к ней на кровать. Она думала о своей дочери Ребеке и о том, как было бы здорово, если бы та бросилась обниматься, услышав, что Ческа ее мать. Впрочем, такие сцены разыгрывались только в дешевых сериалах. А в реальности Ребека спросила, не сошла ли она с ума, и выбежала из номера.
— А кто эти двое, которые сюда спускались?
— Серафин и Касимиро. Они братья Антона. Иногда они нехорошо себя ведут, но я их очень люблю.
— Но они же ненормальные?
— Они очень хорошие. Серафин приносит мне конфеты тайком от Антона.
Ческа удивилась: ей эти двое показались настолько умственно отсталыми, что она не представляла, как они могли общаться с другими людьми, не то что ходить в магазин.
— Значит, они на улицу выходят…
— Редко. Только в аптеку за лекарствами.