Мама
Шрифт:
— Сутенер и феминистка с автоматом? — мрачно отозвалась Юля. — Не смеши меня.
— Молчать! — глаза Вячеслава налились кровью, голос звучал настолько властно, что от одного его звука хотелось забиться куда-нибудь подальше в укромный уголок и не высовываться. — Сутенерами, проститутками, феминистками их делают такие, как ты, и такие, как он, — Слава мотнул головой в сторону бывшего президента. — Минутная готовность.
— Я не стану отдавать приказ, — вскинулась Юлия. — Хочешь, распоряжайся сам.
Изображение исчезло, вдалеке зашуршали помехи, видимо, связь
— Испытательская группа один, — хрипло скрипнул динамик. — Позиция занята. Условия для испытания экспериментального образца оптимальные. Координаты цели соответствуют заданным. Ждем распоряжений.
— Минутная готовность, — повторил Вячеслав и щелкнул тумблером.
18
— Господин генерал, — голос офицера дрожал.
— Вы получили ответ на запрос?
— Да. Белый дом считает, что заявление русских не имеет под собой сколько-нибудь реальных обоснований.
— И что они предлагают?
— На ваше имя поступил приказ ликвидировать террористов и бывшего президента. Вот распечатка.
Генерал оторвался от пульта и принял листы с распечатанным посланием. Усмехнулся.
— Господин генерал, — снова подал голос младший по званию.
— Да.
— Вы тоже считаете, что русские блефуют?
— Вульф. — Генерал посмотрел на офицера, как воспитатель детского сада смотрит на ребенка, испуганного ночным кошмаром. — Русские пятнадцать лет делают то, что хотим мы. Неужели ты думаешь, что такая разработка, о которой они говорят, могла выйти из-под нашего контроля? Что там саперы?
— Просят еще десять минут.
— Пусть поторопятся. Пора заканчивать с решением этой проблемы.
19
Экран снова осветился картинкой. За плечом американского генерала маячил еще один янки.
— Вы еще тут, генерал? — Слава удивленно приподнял брови.
— Последний раз предлагаю сдаться, — отозвался американец. — Через десять минут…
— Вы не дальновидны, генерал, — Вячеслав щелкнул тумблером. — Испытательная группа? Боевая готовность.
— Есть готовность, — донеслось откуда-то издалека сквозь помехи.
— Через десять минут, генерал, вас здесь не будет. Начинаю обратный отсчет, — сообщил Слава. — Десять…
20
…А где-то далеко в Белом городе, запершись в своем кабинете, билась в истерике сумасшедшая баба Юлия Владимировна. Благо звукоизоляция позволяла не сдерживаться, боясь быть услышанной…
21
— Девять…
22
…Рядом, за спиной Вячеслава, застыл бывший президент. Хозяин до последнего момента продолжал спокойно курить. Лишь когда беспредельщик начал считать, замер с трубкой в руке. Трубка потихоньку начала остывать, рискуя погаснуть, но этого сейчас никто не заметил…
23
— Восемь…
24
…Эл
25
— Семь…
26
…Захихикал нервно Вася. Боязливо косился на хозяина и тихо хихикал. Истерично, припадочно, но остановиться уже не мог. И почти никто не узнал бы теперь в этом сумасшедшем шуте гениального ученого. Ученого, принесшего в мир смерть, испугавшегося этой смерти, остановившегося на полпути и потерявшего из-за этого жену и двоих детей. Младшему теперь всегда будет шесть. Всегда! Вечно!!!
Вася снова и снова похихикивал, потеряв уже страх перед грозным бывшим президентом. Впрочем, и эта истерика сейчас никого не трогала…
27
— Шесть…
28
…Офицер, названный Вульфом, все еще стоял за спиной свежеиспеченного генерала. Лоб Вульфа намок от выступившего пота. Крупные капли набухли и блестели, рискуя ринуться вниз струйками пота.
В другое время генерал рявкнул бы на него. Какого черта он здесь делает? Но сейчас все внимание его было приковано к экрану, на котором застыло лицо русского беспредельщика-террориста…
29
— Пять…
30
…А вдруг и в самом деле не блефуют? Мысль была краткой и страшной, как выстрел. На мгновение он почувствовал подступившую совсем близко панику. И тут же отбросил ее от себя. Никакой паники! Никакого страха! Никакого риска. У русских не может быть никакого туза в рукаве. Они просто блефуют.
Нет и не может быть никаких грандиозных разработок за душой у тех, чья промышленность работала под их чутким присмотром пятнадцать лет. Пятнадцать лет под их руководством и на них…
31
— Четыре…
32
…Мамед стоял рядом с хозяином и тихо бормотал проклятия. Проклинал себя, проклинал других, потому что сам был проклят. Потому что ни Аллах, ни Будда, ни Христос, ни Саваоф — ни один из известных богов и ни один из тех, что давно умерли и чьи имена позабыты, не простит того, что сделают сейчас люди.
Не простят того, кто свершит поступок. Не простят того, с чьей подачи этот поступок свершится. И тех, кто молча стоит рядом, тоже не простят. Потому что можно простить преступление против бога, можно закрыть глаза на преступление против человека, но простить преступление против самой жизни, самого бытия нельзя. И вместо молитвы араб, беззвучно шевеля губами, сыпал проклятия…