Мамалыжный десант
Шрифт:
– Как? – поинтересовался Тимофей, подправляя горизонтальную наводку «жаба».
– Нормально. И затвор плавный, – похвалился водитель и пульнул еще разок.
– Тима, подходят. По левому штриху, – предупредил сверху Торчок.
Что ж, «жаб» был готов: плита-опора наклонена чуть вперед и подкопана, белая метка наводки на стволе видна четко. Тимофей протер крышку лотка с минами, открыл… Минометные снаряды, в темноте схожие цветом на запекшуюся кровь, ждали.
– Давай, Тимоха! – спокойно сказал Павло
Сержант Лавренко нежно вынул первую мину. Конечно, без пристрелки не полагается, но мы не особо минометчики, а штаб дивизии не ротная траншея.
Мина ушла в ствол мягко, чисто. Тимофей толкнул рычаг спуска. «Жаб» с готовностью хлопнул.
– Добре! – сообщили сверху. – На ноготь правее…
Подправили, ушла вторая мина…
… Лоток, еще… уходили мины… «Правее штрих!», «туда еще одну!», «ближе два пальца!», «еще дай!» – командовал сверху Торчок. Понятно, указания смехотворные, но Тимофей человека на крыше знал давно, точное понимание имелось.
Сунулся подавать мины Сашка – был послан – тут нужны нежность и сосредоточенная механика движенья. Кто-то кричал за спиной, что-то требовал – сержант Лавренко не отвлекался, слушал только Захарыча. Мины ложились в ладонь с готовностью, чуть шероховатые, одновременно лоснящиеся. Аккуратненько – не быстро и не медленно – в ствол, мягкий удар ладони по спуску, хлопок… Следующая… «Ближе на палец»… это нехорошо, предпоследняя отметка – это сотня метров…
И лоток предпоследний…
– Тимка, рядом уже! – кричал Сашка, лихорадочно клацая затвором. – Отходить надо!
– Сворачивай, Тимоха, – сказал сверху Павло Захарович. – Драпаем, ибо зажмут.
– Понял! – сержант Лавренко закрыл начатый лоток.
Торчок бахнулся-скатился сверху, схватили манатки, побежали. Лежали убитые штабные бойцы, горел дом. Вроде огонь вели всего минуту, а как оно все… «Жаб» покачивался в руке, словно старался полегче стать – не хочет назад к фашистам.
– Ложись! Ложись! – яростно кричали из-за разбросанных шпал.
– Падай! – крикнул Тимофей, роняя «жаба» и перебрасывая из-за спины автомат.
За изгородью мелькнули каски – до боли знакомые, вечно-чужие. Тимофей открыл огонь, целясь по едва угадываемому движению во тьме. Ствол ППШ искрил, давал плотного огня – все ж хорошее, удобное оружие. В ответ вроде тоже стреляли, сержант Лавренко инстинктивно вминался подбородком в землю за опорой опрокинутого «жаба».
Из-за ограды вылетела, кувыркаясь, «колотушка». Запрыгала по земле, рванула. Не задело, наверное, чудом. Но и рядом кто-то был – полетели ответные гранаты, за оградой забабахало, там присмирели…
Тимофей отползал, волоча за неудобный ствол «жаба». Над головой посвистывало, низко, вплотную, прямо аж жуть. Откуда бьют, непонятно.
– Сашка, дурак, чем прикрываешься?! –
– Так хоть разом! – сипло ответил водитель, заслонявший башку лотком с минами.
– А мы?!
Сашка матюгался, но лоток теперь двигал перед собой…
Минометно-оперативная группа проползала под колесами горящей полуторки. Вполне может и рвануть машина – наверняка не матрасами груженная – но тут попробуй встань, оглядись…
Добрались до станционных строений – здесь закреплялись отошедшие бойцы штаба. За насыпь оттаскивали раненых.
Падая под относительное прикрытие и пытаясь отдышаться, Тимофей подумал, что теперь обе вверенные машины пропали. За такую службу уж точно не наградят. Лейтенант все одно пропал, с него-то не спросишь. Ладно, в штрафной роте тоже люди воюют, это товарищ Лавренко лично видел. Переживем как-нибудь. Или не переживем, так война, она вот такая. Будем надеяться, Сергеев вовремя от «гаража» драпанул. Хороший водитель, толковый. И человек приличный.
На часах была почти полночь. Шли вдоль насыпи офицеры, распределяли отошедших бойцов по местам – следовало укреплять фланги. Фрицы то ли подвыдохлись, то ли пытались обойти насыпь пошире, ударить с боков.
– А, контрразведчики? Живы? Молодцы! – рядом присел знакомый капитан. – Хорошо крыли. Вот дрянной же миномет, но если с умом взяться, то дает жару.
– Это ты, сержант, клал как из пулемета? Чувствуется специалист, – еще двое офицеров приостановились. – Изванцев, забирай их к себе.
– Понял. Пошли, контрразведка. Будете как положено за тылами приглядывать, в резерве ждать.
– Товарищ капитан, а случаем мин для нас не найдется? – с трудом поднимаясь, Тимофей ухватил рукоять-переноску «жаба». – У нас полтора десятка осталось.
– Чего нет, того нет, – сказал капитан. – Мы и своё почти все расстреляли. Не самый зажиточный сегодня бой. Ну, не в первый раз.
– О тож, может танк какой вызвать? А лучше два. Пусть боеприпас подвезут, им, танкам, чего, они железные, прорвутся, – намекнул Торчок.
– Вот хитрый дед! – засмеялся капитан. – Будут танки, будут. Связь есть, подойдут на выручку. Но им для того заправиться и доползти нужно, а нам додержаться. Понятно, бойцы?
– Так точно. Будем держаться, – заверил Тимофей.
С ситуацией все было понятно. Немногочисленную бронетехнику, охранявшую штаб дивизии, повыбило: геройский броневичок лежал на боку у переезда, горел штабной – из трофейных – бронетранспортер, на котором вывозили раненых. От зенитчиков тоже мало что осталось. Боеприпасы на исходе. С рассветом, наверное, авиаторы поддержат. Но до того рассвета… И главное, что обидно – загибаться приходится из-за того, что где-то пары бочек соляры не нашлось.