Мамалыжный десант
Шрифт:
Павло Захарович уже вдвигался в калитку, тянул хозяину для приветствия лапу, затряс. Через мгновение они с Враби распахивали ворота для проезда «спецмашины», как не замедлил отрекомендовать транспортное средство многозначительный сержант Торчок.
Что ели-пили за ужином и что говорила мама Стефэ, совсем не помнилось. Никто молодых не трогал, сидели на крыльце, где Тимофея сто раз назвали дурнем и столько же раз поцеловали. Слова на язык шли все какие-то глупые, разве что про будущее имя дитенка по делу и поговорили. Потом Стефэ очень-очень просила, чтобы не убили, а если ранят, так чтоб возвращался «хоть каким». Тимофей обещал, что в ближайшее время вряд ли что с ним случится: на учебу поедет, а там, может,
Вот последнее обещание оказалось очень правильным. Про то они с Стефэ позже поняли, но всю жизнь так и соблюдали.
8. Сентябрь – октябрь. Тыл
Первые дни Тимофей дурел от нагрузки – голова вообще отказывалась соображать. Понятно, время военное, да и совсем отвык от уроков и занятий, уже и не верилось, что в школу когда-то ходил. Но больше всего сбивала сумятица занятий: карты с топографией, сразу стрельба, потом тактика, тут же строевая подготовка. Словно специально в кучу сваливают, и перекуры буквально минутные. Где-то на третий день товарищ Лавренко осознал – да, именно специально.
Учебный взвод был крошечным, текущие шесть-десять человек – считай, неполное отделение. Считалось, готовят «комендантскую службу». Конечно, учебный батальон, при котором «комендантские» числились, был куда многочисленнее: рядом занимались полноценные взводы, пулеметчики и снайперы, там понятное и строгое – сержантов готовят, одновременно переподготавливая отозванных из дивизий бойцов на нужные специальности. Фронт уходил все дальше, учебный батальон оставался в тылу, подготовку форсировали. Но так, как «комендачей», никого не гоняли.
Одурение первых дней Тимофей все же преодолел и уже мог после ползанья на полосе препятствий, едва умыв рожу и руки, плюхнуться за стол и осваивать мерзко заедающую пишмашинку. Ветхая гимнастерка-подменка еще не высохла на спине, а бойцы сосредотачивались на регистрах, выстукивали под диктовку, на серую бумагу ложились скачущие буквы – «исходя из вышеизложенного, считаю необходимым…». Опечатки сыпались как из пулемета, диктовал безликий старший лейтенант то быстро, то с паузами, непредсказуемыми, как все занятия «комендантского».
Тимофей понимал, что берут на слабо. Народ во взводе менялся: кто-то получал сержантские лычки и возвращался в свою часть, кого-то переводили в основные учебные роты. Но думать и анализировать было некогда. Курсантов поднимали ночами, иногда через час после отбоя, причем на стрельбища или на спецподготовку в классе – угадать было невозможно.
«Спец» – это вообще непонятно что. Сначала думалось, что ведению допроса и всяким дедуктивным методам будут учить, так ничего подобного. По большей части на людей учили смотреть: в каком настроении, как себя ведет, какие особенности характера, одежда… Насчет последнего боец Лавренко и сам несколько раз выступал в краткой роли лектора – рассказывал про приемы ремонта обуви, признаки дорогих, пусть и ношеных штиблет и дамских туфель. А Володька Станович, который до фронта успел поработать зубным техником, о зубах растолковывал: прикус, пломбы, коронки, как фальшивое золото от настоящего отличить…
Наверняка в хаосе занятий скрывался какой-то смысл. И оба офицера, проводившие теоретические занятия, и старшина, учивший работать с оружием, были большими специалистами – уж это однозначно.
Тимофей как-то напортачил с чешским пулеметом – ручник заклинило после первого выстрела. Боец Лавренко попытался передернуть затвор – не вышло. Продолжил упражнение без пулемета. Зашвырнул керамические болванки-гранаты, ускоренно залез на крышу полуразрушенного склада, изображавшего всякие нужные по условию упражнения мирные и оборонительные сооружения.
Полагал, что выскажут нехорошее, но, оказалось, действовал по обстановке. Инструктор напомнил, что учат тут не на оружейников, раздутая гильза или утыкание патрона причиной гибели
Трофейного и отечественного оружия на занятиях использовали уйму, все не новое, все с характером. Проверяли его перед упражнениями лично, подходили ответственно, отказы случались чаще по вине боеприпасов, и, надо думать, тоже не совсем случайно. Может, в каких-то иных сержантских школах и была простая понятная жизнь, но в «комендантском» ставились совершенно иные цели.
Тимофей впервые сел за руль: полуторка, немецкий «опель», «виллис»… Сдача на полноценные водительские права не грозила, но проехать десяток километров обязан уметь. Для города и культурного вождения серьезная практика нужна, это понятно. Но понравилось и так. Живы будем – доучимся.
С радиоделом шло похуже. Задача работать на ключе не ставилась, но должны были знать принцип работы и типы радиостанций. «Север» [20] , «Белка» [21] , А-7 [22] , немецкие «чемодан-радио» [23] и «Торн-Фу» [24] …
20
Радиостанция телеграфная, переносная, с батарейным питанием, предназначенная для оснащения разведывательных подразделений и партизанских отрядов. Выпускалась с 1941 года.
21
Радиостанция для разведывательных подразделений, состоявшая из приемника, передатчика, телеграфного ключа и набора антенн. Выпускалась с 1944 года.
22
Радиостанция с механическим полудуплексом А-7, предназначалась для стрелковых полков и артиллерийских дивизионов. Выпускалась с конца 1942 года.
23
Радиостанции семейства SE, замаскированные под гражданскую ручную поклажу, выпускались для абвера и иных разведывательных служб с 1938 года.
24
Многочисленное семейство радиостанций Torn.Fu. Выпускались под самые различные военные задачи с 1937 года.
Личного времени курсантам давалось сорок пять минут в сутки, это с учетом подшивки воротничка и иных гигиенических процедур. Тимофей успевал написать письмо с главным смыслом «жив-здоров, готовимся к окончательной победе над Германией». От Стефэ успело прийти аж два письма. У нее все было хорошо, во втором письме имелась строка-намек: отец слегка отмяк. Вот это было совсем хорошо. Наверное, сигары подействовали, вовремя Земляков и Павло Захарович подсказали. Понятно, вот что такое сигара – тьфу! – буржуйский дым, а не подарок. Но если вовремя достать и проявить уважение… Нет, это очень вовремя подсказали. Стефэ все ж полегче.
Сам Тимофей курить бросил. И инструктор намекнул, да и самому стало понятно. Куда тут дымить, если легких на дыхание и так не хватает? Боец Лавренко по старой памяти считал себе человеком спортивным, но тут оказалось, что сильно преувеличивал. Что на полосе препятствий, что на занятиях по рукопашному бою едва дух не вышибало. Вот марш-бросками взвод не изнуряли: время экономили, да и знакомы были бойцы-курсанты с этим развлечением.
Время поджимало. Тимофей уже понимал, кто из товарищей по учебе пойдет по «комендантскому» направлению, а кто в других частях повоюет. Но толковые люди через учебный взвод проходили, даст фронтовая судьба, еще доведется встретиться.