Манагер [СИ]
Шрифт:
Варган меня предупреждал, что это довольно длительный процесс — отращивать заново утраченные части тела и может занять несколько недель, в лучшем случае, так что я не надеялся на быстрый результат. Одно то, что часть тела вообще отрастет — чудо само по себе.
Дом Амунга был тёмен и громаден, как затонувший Титаник, и только в его окнах, как огоньки приведений иногда вдруг появлялись отсветы фонарей. Дом не спал.
Как я и предполагал с самого начала — там готовились, и было понятно — к чему.
У ворот, ведущих на территорию, где стоял дом, дежурили пятеро охранников — они внимательно осматривали окрестности и как
— Чего встал тут? Чего глаза пучишь на дом — проваливай отсюда!
Я выждал паузу, поглядел на грубияна и сказал:
— Иди к своему командиру и скажи, что акома Манагер желает встретиться с Амунгом и передать ему то, что тот хочет найти.
Грубиян вытаращился на меня, как будто увидел привидение, даже в свете луны было видно, как его глаза чуть не вылезли из орбит, повернулся и бегом побежал к своим товарищам. После короткого совещания, один из них убежал на территорию дома и потянулись минуты томительного ожидания.
Впрочем — ждать пришлось всего минуты три, и ко мне из ворот направился целый отряд, вооружённый до зубов и готовый победить целую армию в моём лице. Я усмехнулся — расту, расту, однако! Это надо же было так запугать этих головорезов, чтобы они подходили ко мне, как к немецкому «тигру», вращающему башней и отстреливающемуся из пулемёта!
Отряд охватил меня с флангов, и от него отделился один человек, который вышел вперёд и скомандовал:
— Сдай всё оружие. Амунг тебя примет.
Я вынул из-за пояса кинжал, протянул длинный матерчатый свёрток — человек принял их и снова скомандовал:
— Следуй за мной. Одно неверное движение, резкое движение, малейшая агрессия в сторону хозяина — и тебя нашпигуют стрелами, как мясо палочками для жарки. Ты на прицеле, учти.
— А если я резко испорчу воздух? — толкнул меня бес задать животрепещущий вопрос — тогда что будет?
— Тогда — ты не будешь больше никогда портить воздух — невозмутимо ответил мой провожатый поворачиваясь и прекращая бесполезную беседу.
Я только успел сказать ему в спину:
— Злые вы! — оканчивать фразу не стал...уйти надо было ещё постараться.
Пройдя через широкий двор, в котором было аномальное скопление вооружённых людей (человек сорок, не меньше!), наша процессия проследовала по широкому каменному крыльцу внутрь дома.
На первом этаже находилось что-то вроде широкой гостиной, или столовой — не знаю как определить это помещение — маленькие, инкрустированные драгоценными породами дерева и костью столики, лежанки — видимо, чтобы обедать полулёжа, небольшие скамейки, всё богатое, но какое-то безвкусное. Как говорится — кич, «плюшевая безвкусица».
Помещение, окна которого были плотно занавешены тяжёлыми непроницаемыми портьерами, освещалось светом множества масляных светильников, дым которых поднимался вверх и копотью осаждался на чёрном потолке — тут во всех домах была такая картина — освещения, кроме масляных фонарей и производных от них, не было. Время от времени челядь вымывала потолок, покрытый слоем копоти, и всё начиналось заново.
Амунг сидел в плетёном кресле с таким видом, как будто он император Вселенной на троне, а вокруг него стояли несколько людей в богатых, но каких-то безвкусных и засаленных одеждах —
Он внимательно посмотрел на меня маленькими свинячьми глазками, пошлёпал толстыми губами и сказал:
— Сам явился. А я собирался тебя увидеть чуть попозже...не думал, что ты решишься прийти сам. И чего ты там говорил про то, что я ищу? Я правильно тебя понял — ты принёс меч?
— Принёс. Вот он — в руках твоего человека. Я хочу, чтобы ты оставил в покое меня и моих людей. Ты получил то, что хотел, я хочу, чтобы ты больше меня не беспокоил.
Амунг молча сделал жест человеку, который держал в руках завёрнутый в ткань меч, тот с поклоном передал ему сокровище и работорговец медленно его открыл.
Выдвинув смертоносное лезвие на сантиметров двадцать, он осторожно дотронулся пальцем до лезвия, страдальчески поморщился, засунув окровавленный палец в рот, минуту держал его там, потом вынул и сказал:
— А ты лгун, акома! Я же тебя спрашивал — был ли на Заркуне какой-то особенный меч? И что ты мне ответил? Не было! Ай-яй...лгать старому доброму Амунгу...нехорошо. А потом я хотел пригласить тебе к себе в гости, прислал в порт своих лучших людей — а ты даже не поговорил с ними, а бросился их убивать и положил весь цвет моих воинов! Скажи, на что ты рассчитывал, придя сюда в этот час? Что я скажу тебе большое спасибо, возьму меч, поцелую тебя в лобик и отправлю спать в свою кроватку? С твоей длинноногой шлюхой и остальными девками? Да ты дурак, акома! Дело уже перестало быть просто выгодной сделкой, дело переросло в принцип! Ты побил моих людей, унизил мой авторитет в городе — и ты рассчитываешь на прощение? Я так и так взял бы тебя сегодня, и ты прекрасно это знаешь, и меч был бы мой в любом случае, и твои девки тоже — так на что ты рассчитываешь сейчас?
— На что? — задумался я — на то, что стрелы твоих лучников не убивают сразу!
Я рванулся вперёд так, что казалось — пол подо мною задымился от трения моих сандалий.
Где-то за ширмами тренькнули спускаемые тетивы луков, стрелы ударили в то место, где я стоял раньше, но я уже добрался до Амунга и сходу ударил в его гортань со всей силой и умением, на которое был способен.
Амунг умер не сразу — его тело, выплёскивая изо рта кровь, ещё минуты три дёргалось, не понимая, что оно уже умерло, но я этого не видел — выхватив из ножен, в которые мёртвой хваткой вцепился толстяк, драгоценный меч, начал танец смерти, уничтожая всех, кто был в этой комнате.
Я прекрасно понимал, что единственный шанс мне и мои друзьям выжить — это уничтожить всех, всех, кто стоит на нашей дороге, всех, кто угрожает мне, моей женщине, её семье. Если не убить этих людей — они будут вечно меня преследовать и гнаться за мной, и главное мне было — убить Амунга, мозг этой организации.
То, что происходило в этой комнате, иначе как бойней назвать нельзя. Я превратился в страшную, беспощадную машину убийства, не щадящую ничего на своём пути. Те, кто стояли рядом с Амунгом полегли первыми — удары драгоценным мечом были так страшны и сильны, что одним ударом я раскраивал их пополам, оставляя на полу валяться куски тел в обрамлении кишок и их содержимого. Те, кто пытался сопротивляться и защититься щитами и деревянными мечами, тут же поняли преимущество металла перед деревом — меч рассекал щиты и мечи вместе с их владельцами, слишком поздно, с ужасом осознававших, что они уже умирают.