Манагер [СИ]
Шрифт:
Я расспросил трактирщика, как нам пройти к селению, где осел бывший купец — оказалось, это километрах в трёх-четырёх вбок от основной дороги, хорошим ходом минут сорок.
Так и оказалось — путь до селения Ванунга не занял много времени, первые дома показались уже через полчаса, а ещё минут через пятнадцать мы стояли у большого дома, сложенного из толстых брёвен. Строение окружал высокий забор с широкими воротами — на этот дом нам указал прохожий крестьянин, тащивший на плече мешок с какими-то овощами, беспрестанно вываливающимися из плохо завязанной горловины:
— Тут,
Явно у Заруги не сложились отношения с местным народом — подумалось мне — а то, что он хорошенько поддаёт — было даже на руку — может дешевле повозку отдаст, в конце концов.
Бились мы в ворота с полчаса, не меньше — долбили и ногами, и руками, потом отчаявшийся Рункад предложил мне вынести ворота файрболлом, и следом — хорошенько отлупить этого купца, или кто он там такой.
В конце концов наши мучения окончились тем, что возле дома появился мужичок лет шестидесяти, который, усмехнувшись спросил:
— Что, не получается? Спит пьяный, не иначе! Айда сюда — сейчас войдём! Чего хотели-то от Заруги? Не иначе повозку с загарами посмотреть? Я сказал трактирщику, что он продаёт их — чего повозке гнить, а загарам жиреть в стойлах — пусть лучше люди пользуются. Всё равно он больше уже торговать не будет. Я его слуга, одновременно и конюх — всё меньше работы мне будет.
Я никак не мог вклиниться в монолог словоохотливого мужика, и только утвердительно кивал головой — да, повозка! Да, загары!
Мы проникли в дом через неприметную калитку позади, которая открывалась хитрым образом — слуга чего-то там тянул палочкой с крючком, доставая через забор — калитка и открылась. Не зная, и не догадаешься, что так можно открыть. А догадаешься — не найдёшь, чего и как зацепить крючком. Деревенская хитрость...
Мы остались у порога дома, и я слышал, как слуга в доме кричит:
— Вставай, хозяин! Тут пришли смотреть повозку и загаров! Покупатели пришли!
Довольно долго время ничего не было слышно кроме ругани слуги и мычания какого-то существа, мычания, похожего на брачный рёв марала — ЫЫЫЫЫ! УУУУУ! Потом в дверях всё-таки показался Заруга — видимо, это был он — тоже, лет около шестидесяти, опухший от пьянства, но цепко осматривающий окрестности и нас маленькими острыми глазками.
Он пошатнулся, уцепился за косяк двери, встал прямо, поддерживаемый верным слугой, потом с трудом произнёс хриплым голосом:
— Значит покупатели? Демоны вас задери...отдохнуть не дадут...приболел я немного. Идите, смотрите повозку и загаров — Андруг вам покажет — затем Заруга пошатнулся и с грохотом упал назад, на дощатый пол, исчезнув в темноте коридора.
Подумалось — вот и каюк нашей сделке, похоже Заруга закончил свою жизнь в этом бренном мире чтобы в следующей реинкарнации стать трудолюбивым, а самое главное — непьющим загаром.
Снова вылетела порция ругани изрыгаемая слугой, а потом показался и он сам:
— Пошли, покажу вам!
— А он там...не того?
— Да чо ему сделается — одной шишкой больше, одной меньше. Как жена померла, совсем спился...она только и держала его в руках. Жаль, чахотка её съела, не смогли вылечить. Ну, пошли, покажу вам и повозку, и загаров. Если понравится — я его всё-таки как-нибудь протрезвлю, договоритесь по цене. Айда за мной.
Справа от дома, по большим навесом стояла повозка, которая с первого взгляда мне понравилась — согромные колёса, крепкий тент, мощные рёбра обрешётки — всё было сделано для длительных, дальних путешествий. В ней было место и для груза, и для того, чтобы поспать экипажу — эта повозка была даже добротнее и больше, чем у Рагуна. Загары тоже выглядели прекрасно — огромные, сытые животные с лоснящимися боками и крепкими острыми рожками на головах. Они посмотрели на нас и утробно захрюкали, видимо встречая своего конюха.
— Видите, хорошие быки! Застоялись только. И повозка хороша. Ну что, будете с Заругой разговаривать?
— Скажи, Андруг, а что он за них предполагал взять? Сколько стоят?
— Насколько я знаю — за повозку и сбрую к ней — три тысячи монет, а за загаров — по полторы тысячи. Итого — шесть тысяч монет. Дорого, да? — слуга с сожалением посмотрел на нас — но они стоят того, больше скажу — они стоят дороже, чем он запрашивает. В городе бы с вас тысячи на четыре больше запросили! Так что если деньги есть — не пожалеете, что купили! Будете с хозяином разговаривать?
— Будем. Пошли. Надеюсь — ты его поднимешь и приведёшь в чувство.
Надеждой жив человек, да...только эти надежды в этот раз таяли на глазах — Андруг тряс своего хозяина, обливал его водой, вливал какие-то снадобья, но в течение сорока минут, или больше, так и не смог привести его в чувство, устав — сел на скамью возле окна в коридоре и развёл руками:
— Всё хуже и хуже напивается! Приспособился какую-то хрень добавлять в вино — бабка одна тут ему продаёт, якобы почти шаманка. Как выпьет эту гадость — сутки пластом лежит, зато, как протрезвеет, говорит, что летает на небо и разговаривает с женой. Уж не знаю — правда или нет, про разговоры эти с женой, но то, что он убивает себя — это точно. Я и не знаю что делать, господа! Может завтра придёте? Вы видите, что творится? Бревно бревном, как поленом по голове врезали. Ну так что делать будем?
Рункад внимательно посмотрел на меня и слегка пожал плечами. Я тоже пожал плечами и глубоко вздохнул — ну только-только отошёл, отдохнул, и снова...теперь я попробую это сделать аккуратно, дозировано, а не как с Рункадом, со всей дурью и отчаянием.
Я встал на колени перед лежащим на полу купцом, под взглядом живо заинтересованного моими действиями слуги развязал на купце завязки рубахи и положил руки на его голую грудь.
Держаться за купца было противно — потное, давно немытое тело пованивало и не вызывало ни малейших эстетических чувств, но делать было нечего — я сосредоточился и пустил в него волну исцеления, требуя от бесчувственного тела, чтобы оно изгнало алкогольное и какое-то иное отравление.