Маньчжурская принцесса
Шрифт:
Ланжевен выдержал эффектную паузу, а на лице его вдруг появилась загадочная улыбка.
– Она чувствует себя не хуже нас с вами, – наконец заговорил он. – История об ее отравлении была единственным способом, чтобы расколоть ее внука. Как и все корсиканцы, Орсо свято хранит верность своему шефу, даже если речь идет о женщине. Скорее, он дал бы себя разрезать на куски, чем предать мадам Бланшар.
Лартиг глубокомысленно присвистнул, продолжая, впрочем, наливать себе новую чашку кофе.
– Не знаю, верующий ли вы человек, комиссар, – заметил он, – но советую вам хорошенько
– Ну если бы я запоминал все те угрозы в свой адрес, которыми неоднократно оглашался зал суда, мне бы пришлось давно убежать в пустыню. Единственное, что имеет значение, это правосудие. Все, что я могу сделать в данном случае, это попытаться избавить от ответственности престарелую Ренату Лена... Ведь именно она принесла Гертруде Муре отравленный шоколад.
– Но ведь она находится в больнице, где я видела ее своими глазами, – сказала Орхидея. – Каким же образом могла она отправиться в Париж и явиться к изголовью моей поварихи?
– Элементарно, мадам Бланшар, под предлогом обследования у парижского профессора, привезли ее с собой в столицу, а затем попросили ее об услуге – отнести коробку шоколадных конфет Гертруде, которую она знала давно, так как семья Муре работала у Бланшаров прислугой еще в те времена, когда ваш свекор был консулом. Обе женщины обожали Этьена. Не спрашивайте меня, почему... Наоборот, они сильно не любили Эдуарда и были готовы помочь своей хозяйке избавиться от него... ну и от вас заодно. Они полагали, что действуют на благо Этьена... Именно поэтому и поступили к вам на службу – им надо было дождаться своего часа.
– Но ведь это тянулось четыре года? Значит, они ждали четыре года? Почему так долго?
– Спешка могла погубить все дело, но когда Густав узнал от вашей консьержки, что вами интересовались китайцы, они предупредили об этом Аделаиду Бланшар и вот, ловушка была расставлена. Наконец-то им представился тот самый случай, о котором так давно мечтали...
– Распустили слух, что у меня тяжелейший удар, чтобы вытянуть у этого проклятого Фроментена признания, – простонал Лартиг...
– Только не раскаивайтесь ни в чем! Ведь именно вы ввели меня в курс аферы с привратником. Так что я вам крайне обязан... также как и мадам Лекур. Именно она вывела меня на след братьев Лена, – добавил он, поклонившись пожилой даме. – И именно она в одно прекрасное утро обрушилась на меня, подобно грому среди ясного неба, требуя найти ее протеже.
– Так вы меня искали? – расцвела Орхидея. – А я-то думала, что вы меня забыли.
– Как мог я вас забыть?.. Мой телефон буквально раскалился от звонков, но когда я смог наконец до вас дозвониться, никто не поднял трубку. Одному Богу известно, как рьяно я вас искал!
– Ничего удивительного! – улыбнулась Орхидея. – Ведь моя горничная Луизетта испытывает суеверный ужас перед тем, что она называет говорящей трубкой.
– Именно об этом мы подумали, когда вместе с мадам Лекур пришли к вам. Надо сказать, что по дороге между нами состоялся весьма... откровенный разговор.
– Комиссар мне рассказал об отравленном шоколаде и о
– В равной мере она не знала и того, что вы сменили имя. Но, узнав о вашем местонахождении, мадам Лекур решила немедленно ехать вслед за вами.
– Я лишь заехала домой и захватила с собой Ромуальда, поскольку полагала, что он может быть нам полезен.
Тут Лартиг бесцеременно прервал этот трогательный дуэт, удивленно спросив:
– Зачем это вам понадобился метрдотель? Это не тот багаж, который берут в дорогу. Ладно бы еще взяли свою горничную.
Мадам Лекур сурово посмотрела на ангелоподобное лицо журналиста.
– Вы не знаете, о чем говорите, мой юный друг! Ромуальд – это особый случай. Я считаю, что он всегда мог претендовать на то достойное место в обществе, которое наконец теперь занял. У него чисто британское чувство собственного достоинства. Мы с мужем познакомились с ним при довольно странных обстоятельствах. Дело было в Шанхае. Он убегал, как заяц, от одного торговца и полицейского: первый хотел вернуть себе похищенную им сумму, а второй – вставить его голову в колодки и отправить гнить заживо в тюремную камеру. Он спрятался в фургоне, перевозившем наши чемоданы, и мы ему разрешили остаться у нас при условии, что он отдает похищенные деньги продавцу. И, надо сказать, никогда не раскаивались в своем решении. У нас Ромуальд принялся читать хорошие книги, нагулял животик, словом, оказался настоящей находкой...
– У вас своеобразная манера набирать слуг, – едко заметил комиссар. – Ваша компаньонка в прошлом была миссионером, ваш метрдотель – раскаявшийся грешник. Интересно, кем были в прошлом ваша повариха и горничные?
– У вас такое лицо, как будто вы уже взяли след. Так вот, если вы ожидаете рассказа о том, что они вышли из борделей Каира или Танжера, я вынуждена вас разочаровать: это честные и уважаемые марсельки. Но в любом случае, Ромуальд оказался действительно полезным. Именно он обнаружил Анжело Лена в одном из портовых бистро, где тот, горько рыдая, опустошал одну рюмку пастиса за другой.
– Отчего же он рыдал? – спросил журналист. – Вряд ли он оплакивал свою мать, раз она в добром здравии?
– Он оплакивал Этьена! Он его обожал и не мог заставить себя участвовать в его убийстве. Так что предоставил грязную работу Орсо, а сам отправился пить. Однако в пьяном виде он оказался разговорчивым, и наш славный Ромуальд, под тем предлогом, что его надо проводить домой, привел сюда и нас, – объяснил Ланжевен. – Добавлю, что с мадам Лекур мы встретились на вокзале Ниццы накануне карнавала. Благодаря рапортам Пенсона, мои подозрения в отношении обитателей виллы Сегуран становились все более вескими.