Мандаринка на Новый Год
Шрифт:
— Боль — это боль, как ее ты не назови. Боль — это страх, там, где страх, места нет любви, — безбожно фальшивя, пропел Ник.
— Перестань паясничать! Я серьезно!
— Да ерунда это все, Люб. Помнишь наш первый раз? И второй? Насколько я помню, тебе было больно. Очень больно. Ну и как? Это тебя возбуждало? Заводило? Мне вот показалось, что не особо.
— Ну… да. Но если не по-настоящему. Так, чуть-чуть. Знаешь, отшлепать там. Или еще что-то…
—
— Нууу…
Тяжелая мужская ладонь без предупреждения звонко и хлестко опускается на идеально-круглую женскую ягодицу.
— Ай! С ума сошел?! Больно же!
— Так и должно быть больно. Ну как? Ты возбуждаешься? Или еще добавить?
— Идиот! Мне больно!
— Правда?
— Правда! — отворачивает обиженно.
— Ну-ка, дай посмотрю, — переворачивает брыкающееся женское тело на живот. — Ого… Что-то я погорячился…
На белой коже алеет большой след ладони.
— Очень больно?
— Очень больно! Сделай что-нибудь.
— Подуть? Поцеловать?
— Все сразу!
— Сейчас, — усмехается. — Слушай, а неплохо смотрится. Может на другой половинке… для симметрии?
— Только попробуй!
— Неважный из тебя… бдсмщик.
— Целуй давай!
— Вот так всегда, — наклоняясь и дуя на алый след. — В голову приходят всякие идиотские мысли, а отдувается за это попа. Бедная, бедная попа…
— А с чего ты вообще взял, что если БДСМ — то в подчинении обязательно женщина? — Люба из душа, одно полотенце вокруг тела, другим промокает волосы. Ник уже в постели.
— Вы опять какую-то ерунду на работе обсуждали? Слушай, надо будет купить тебе «Приключения какашки» — уж лучше это обсуждайте. Все-таки книга о познании глубокого внутреннего мира книга, судя по названию.
— Не уходи от темы! Не можешь представить себя в подчиненном положении?
— Честно говоря, слабо.
— А я бы, знаешь… посмотрела на тебя… стоящего на коленях…
— Хочешь увидеть меня на коленях? — она уже точно знает, что этот взгляд означает готовящийся контрудар. И, тем не менее, отвечает:
— Да.
— Нет ничего проще.
— Это как?
— Хочешь увидеть меня на коленях перед собой — раздвинь
Она так и знала! Что он скажет что-нибудь… этакое. И, тем не менее, румянец топит щеки. Да сколько же можно это спускать ему с рук?!
Отбрасывает в сторону одно полотенце. А затем и другое. А затем… затем исполняет его просьбу — ставит ногу на пуфик.
Но глаза все же на секунду прикрывает. А потом открывает и смотрит ему прямо в лицо.
— Ну, Самойлов. На колени! Я жду.
Не поймешь, кто кого переиграл. Он на коленях. Ее не держат ноги. И она стонет:
— Ник, пожалуйста…
— Нет уж, ты просила…
— Я сейчас упаду…
— Не упадешь.
Но потом он все же позволяет ей упасть — на край кровати, а сам остается по-прежнему на коленях. При этом полностью контролируя ее всю, ее наслаждение, ее дрожь и стоны.
— Ты фанатик орального секса… — утомленно и томно.
Ник хмыкает, а потом и вовсе смеется.
— От фобии до фанатика. Я крут, что тут скажешь.
— Фобии?!
— Ну… Я, кроме тебя, ни с кем это не практиковал.
— Да?
— Да. Я тебе говорил об этом, между прочим. Когда мы… когда я тебя в первый раз… поцеловал… там.
— О… Ну, слушай, я тогда тоже… в первый раз же и… Наверное, забыла.
— Вот так вот открываешь человеку душу — а он даже не помнит.
— Бедненький. Но как же ты лишал своих предыдущих самого сладкого?
— Ну вот так.
— Слушай, а вообще это несправедливо. Ты меня можешь сравнивать с другими.
— Я тебя ни с кем не сравниваю! Ты самая лучшая!
— И, тем не менее. А я вынуждена верить на слово — что ты самый лучший. У меня возможности сравнить не было. Может быть, ты дашь мне возможность… шанс… сравнить?
— Ты очень не смешно шутишь.
— То есть, ты даже не допускаешь возможности?
— А ты допускаешь такую возможность?! Что я с кем-то смогу? После тебя?!
— При чем тут ты? Речь шла обо мне.
— Люба, мать твою! Возможно, идею с поркой не стоило так сразу отвергать.
— Ну что ты так завелся? Это шутка.
— Повторяю — не смешно!