Маникюр для покойника

Донцова Дарья

Но голубой телефон, висящий на стене, работал только от карточки, купить же ее можно лишь в метро. Я плюнула и поехала домой. Наверное, все в порядке, а мужчина, снявший ночью трубку, всего лишь брат, неожиданно прибывший из Сибири.

По дороге домой я обвесилась сумками и заодно разузнала у разбитной хохлушки, торговавшей семечками, рецепт настоящего украинского борща.

– Главное, мяса шматок побольше да пожирней ложи, ох и гарный борщ из свининки выходит, да вы, кацапы, коровятину пихаете…

Отдуваясь и перечисляя про себя все необходимые элементы для волшебного супчика, я припустила к метро. Нет,

все-таки готовить трудно! Баба, продававшая мясо, наоборот, категорично утверждала, будто самый распрекрасный борщик делается из говяжьей грудинки.

– Тут тебе разом и первое, и второе будет, – наставляла тетка, выглядевшая как гора, – потом мясцо вынешь, через мясорубку пропустишь, к макарончикам кинешь – класс! На три дня обед готов.

Перспектива следующие три дня совершенно не подходить к плите настолько обрадовала меня, что я моментально купила самый большой и жирный кусок и с завистью посмотрела на других женщин, бодро кативших тележки. Может, у Кати тоже есть «тачанка»?

Недалеко от дома бегал мужик с пропитым лицом. Спину и грудь его украшали стенды с фотографиями различной мебели. Увидав, как я поставила сумки на грязный асфальт, он разом подскочил ко мне и с надеждой произнес:

– Диванчики не интересуют?

– Нет.

– Поглядите только, – настаивал «бутерброд», – кресло, стенка, наша, отечественная фабрика, дешево.

Чтобы не огорчать его, я принялась рассматривать снимки и удивилась:

– Ну и странный комод, узкий, почти два метра высотой, ящики маленькие.

– Это не комод, – пояснил «сандвич», – это тумба для обуви. Наверх запихнете ненужную, вниз такую, чтоб носить. Страшно удобная вещь, там и колодки есть, сапоги, ботинки, туфли – все укладывается.

– И сколько стоит?

– Она в комплекте с прихожей, гляди.

Большой, узкий шкаф под орех, зеркало, полочка…

– Почем все?

Мужик хихикнул:

– Даром отдают, две пятьсот всего, а доставка бесплатно.

Так, в коробочке лежит триста долларов от пианиста, триста – от Галины Антоновны, да еще приветливый старичок Петр Мокеевич сунул вчера такую же сумму. Правда, сто баксов я разменяла на продукты…

– Где оплачивать и привезут когда?

– Деньги мне, а доставлять далеко?

Я кивнула на соседний дом. Пьянчужка прищурился:

– Накинь сто рубликов – и через пятнадцать минут получишь. Ну, ребятам еще по двадцатке кинешь, чтоб поставили.

Я вытащила зеленую купюру:

– Такую возьмешь или менять?

– Сам в обменник сбегаю, – алчно сообщил мужик, выхватил бумажку и дрожащими то ли от холода, то ли от неумеренного потребления горячительного пальцами начал весьма неуклюже выписывать квитанцию.

Дома я обозрела пейзаж и осталась довольна чрезвычайно. Пыль и собачья шерсть испарились, ванна сверкала…

– Из унитаза чай можно пить, – сообщил Кирка.

Я наградила его семечками, чипсами и, протягивая сто рублей, сказала:

– Будешь убираться раз в неделю, получишь постоянный доход.

– Йо-хо-хо! – завопил Кирка и умчался.

Следующие три часа я металась, как ошпаренная кошка, разрываясь между плитой, холодильником и стиральной машиной. «Прачка» у Кати оказалась не фонтан, старенькая, не автоматическая. Приходилось самой заливать и выливать воду, и, как назло, из шланга текла все время темно-синяя струя.

Интересно, что это такое грязное – нательное белье, носки, джинсы или Сережкин свитер?

К девяти вечера в квартире царил невероятный порядок. Сережка появился на пороге в тот самый момент, когда «Чайка», одышливо вздрагивая, работала в режиме отжима.

– Ох и не фига себе, – пробормотал парень, – вы чего – коридор ухитрились расширить?

Я довольно засмеялась. В узенький на вид «комодик» убралась вся гора ботинок, и еще осталось место; не слишком большой шкаф словно растекся по стене, спрятав внутри куртки и пальто. В прихожей и впрямь стало возможно двигаться.

– Слов нет, – пробормотал Сережка, сбрасывая сапоги.

Я со вздохом подняла их и запихнула в «ботиночницу». Кажется, я не учла один момент, они все равно примутся швырять обувь в угол, но ничего, зато теперь хоть есть куда спрятать…

– Слов нет, – без конца повторял парень, двигаясь в сторону кухни, – чистота, ходить страшно.

– Это я убрал, – завопил Кирка, – целый день пластался!..

– Слов нет, – бурчал брат.

Но окончательно он потерял дар речи при виде огромной тарелки ярко-красного борща, в центре которой плавал островок сметаны.

Они с Киркой слопали по две порции, а потом уставились на макароны. Но не успели «мужики» навалиться на второе, как в кухню, держа в руках пакет с пельменями, вползла Юля.

– О, – завопил Сережка, – а говорила, в одиннадцать придешь!

– Что это у вас? – спросила девушка, принюхиваясь.

– Флотские макарончики и борщок, – радостно завопила мужская часть семьи, – офигительно вкусно, просто умереть!

– А мне?

– Садись, – велела я и открыла кастрюлю.

В течение следующих минут слышалось только позвякивание столовых приборов и мерное чавканье. Я отошла от плиты и оглядела домашних. Сережка расстегнул пуговицу на джинсах и блаженно щурился, явно собираясь вздремнуть минуток шестьсот, Юля, забыв про постоянную диету, азартно уничтожала борщ, Кирка, перемазанный кетчупом, ловил вилкой последнюю макаронину… Кошки сыто развалились на подоконнике. Им достались вкусные мясные обрезки. Муля и Ада тоже получили по миске мясца, а Рейчел я купила на рынке отличную «сахарную» косточку, всего за десятку, и абсолютно довольная стаффордшириха издавала время от времени нежное ворчание, кусая восхитительный мосол. Даже суетливые хомяки и жаба Гертруда переваривали плотный ужин, в воздухе кухни просто разливалась сладкая истома… И неожиданно я ощутила полнейшее счастье. Давно меня не посещало это чувство, последние этак лет тридцать я всегда была больна, или обижена, или делала то, к чему не испытывала ни малейшего расположения. Впрочем, процесс готовки не доставляет никакого удовольствия, зато как приятно потом смотреть на свою семью.

– Ну Лампочка, – пробормотала Юленька, – ты чудо! Пойду бельишко в машину суну…

– А я постирала, только повесить не успела.

– Сиди, – велела Юля, – и так небось с утра у плиты прыгала, сама развешу, а Сережка помоет посуду.

– Не помоет, – хихикнул Кирка.

Мы оглянулись. Старший братец крепко спал, положив голову на Семирамиду, ноги он поместил на табуретку. По-моему, уснуть в таком положении просто невозможно, но Сережка слегка похрапывал, не реагируя на пищащий где-то под задом пейджер.