Маникюр для покойника
Шрифт:
– Сволочь он, – шмыгал носом Кирка и заревел.
Я обняла его за плечи, и «авиаконструктор» уткнулся сопливым носом мне в грудь.
– Нечего сырость разводить!
– Да, – всхлипывал Кирюшка, – меня Юлька знаешь как ругать будет!
– А мы возьмем и выкинем плиткоутюг и никому не скажем.
Кирюшка широко раскрыл глаза:
– Правда?
– Ну ты же никому не рассказал про курицу и суп, теперь мой черед тебя выручать!
– Лампочка, – закричал Кирюшка, – ты настоящий друг, только что будет, если
– Она часто гладит?
Кирюшка хихикнул:
– Раз в году.
– Значит, не скоро хватится, успеем купить новый, слава богу, не проблема.
Кирюшка отошел к окну.
– Знаешь, пожалуй, раскрою тебе секрет.
– Ну?
– Погоди минутку.
Пока мальчик искал что-то в комнате, я принялась разогревать обед.
– Гляди, – сообщил Кирюшка и сунул мне в руки дневник.
В графах стояли четверки, изредка встречались тройки.
– Совсем неплохие отметки, – одобрила я его.
– Теперь сюда смотри.
На столе возник другой основной документ учащегося, я открыла обложку и ахнула. Тесными рядами на страницах толпились двойки и колы, а поля были исписаны замечаниями: «Просьба зайти в школу», «Срочно свяжитесь с классным руководителем», «Немедленно позвоните директору!!!»
– У тебя два дневника?
– Ага, – буркнул Кирка, – и до сих пор все с рук сходило, ставили по математике тройку. А теперь Злобный Карлик двойку выводит, меня просто убьют.
– Кто? – не поняла я.
– Учительница алгебры, Селена Эженовна. Ничего себе имечко? Мы ее Злобным Карликом зовем или Крошкой Цахес!
– Вот что, – приняла я решение, – во-первых, успокойся, а во-вторых, пойду завтра в твою школу и все улажу. Там твою маму хорошо знают?
– Никогда не видели, – пояснил Кирка, – ей все некогда, да и я только второй год там обучаюсь, раньше в другую ходил.
– Вот и чудненько, – обрадовалась я.
Следующее утро я начала со звонков. Сначала соединилась с больницей и узнала, что состояние больной Михайловой стабильно тяжелое и ее вновь перевели в реанимацию. Следующий звонок сделала по номеру, который мне сообщила Казанцева. Правда, перелистывая телефонную книжку, директриса бормотала:
– Я Мишу Рогова давно не видела, может, он уж там и не живет.
Но бодрый детский голос сообщил:
– Папа в клинике.
Я спросила адрес и засобиралась в путь. За то время, что пользуюсь подземкой, я искренне полюбила московское метро. Во-первых, в нем тепло, светло и чисто. Во-вторых, можно спокойно ехать, думая о своем или читая книжку, а если удается сесть, то вообще получается как на такси, даже лучше. В пробке стоять не приходится, не орет над ухом дурацкий магнитофон или радио, да и стоит копейки, через весь город за три рубля съездишь. К тому же на некоторых станциях продают безумно вкусные блинчики и сосисочки, детективы и газеты…
Вот, пожалуйста, на переходе
– Что это? – ткнула я пальцем в последнее.
Девчонка хихикнула и раскрыла книжечку.
«Предъявитель сего является представителем популяции сибирских попугаев и, как занесенный в Красную книгу, имеет право на бесплатный проезд в городском транспорте».
– Прикольно, да? – смеялась продавщица. – У нас охотно берут, стоит копейки, двадцать рублей, а здоровский подарок. Сверху – прямо как настоящее, даже контролеры обманываются.
– Но это тоже прикол? – поинтересовалась я, указав на корочки МВД.
– Не-а, – протянула девушка и раскрыла бордовую книжку. – Можно вписать фамилию, поставить печать, и запросто всех обманете, кроме милиции, конечно.
– Сколько?
– Сто пустое и двести заполнить.
– Где?
– Леша! – крикнула девчонка.
От противоположной стены отделился парень с табличкой «Куплю золото, часы, ордена».
– Клиент.
Мальчишка взял удостоверение и велел:
– Вон будка моментальной фотографии.
– Зачем, дома наклею.
Парень вздохнул:
– Печать должна стоять на снимке, захватывать левый угол, правило такое.
Через десять минут он ловко вклеил изображение моей физиономии, достал перьевую ручку, печать, штемпельную подушечку.
Результат превзошел ожидание.
– Держите, гражданка майор, – хихикнул умелец, – смотрите не потеряйте, а то выговор по управлению в приказе объявят.
Ксива смотрелась как родная. Опробовала я ее тут же. На территорию больницы не пускали посторонних, и я сунула книженцию под нос бравому секьюрити, тот, даже не поглядев внутрь, взял под козырек. Я понеслась по обледенелой аллее, не чуя под собой ног от радости. Господи, как просто обманывать людей. Может, потому у нас в стране такая криминальная обстановка.
Миша, вернее, кандидат медицинских наук Михаил Николаевич Рогов, сидел в комнате с надписью «Ординаторская» и сосредоточенно строчил в пухлой тетради.
– Садитесь, – буркнул он, не поднимая глаз, – подождите.
Минут пять я наблюдала, как он лихорадочно выводит каракули. Наконец процесс завершился, Миша нацепил на нос очки и произнес:
– Слушаю внимательно.
Он был полный, даже рыхлый, с большим животом, толстыми руками и намечающейся лысинкой, с виду уютный, добрый, просто плюшевый медвежонок, даже если не захочешь, а расскажешь такому все.
Поглядев на удостоверение, Миша вздохнул:
– Это из-за Коти?
– Вы знаете о его смерти?