Маникюр для покойника

Донцова Дарья

Татьяна входит в квартиру, судорожно роется в письменном столе, тут на лестничной площадке хлопает лифт. Девушка безумно пугается, боясь, что ее застанут в квартире покойного, звонит Славе, сообщает, что ничего не нашла, и убегает.

Слава в отчаянии, но в еще большем шоке Михаил. Пропавшая супруга – это не просто сбежавшая жена, а исчезнувшее благополучие. Заявлять в милицию он не хочет, решает представить дело так, будто Фрося поехала лечиться за рубеж, в Америку, например. Впрочем, никого из его знакомых отсутствие мадам Романовой не волнует, ее ведь никто толком и не знает. Родители давно скончались, а подруг женщина не завела, никто не хватится Фроси. Есть только одна

загвоздка. Первого декабря будет звонить Геннадий Иванович Юровский, он всегда сначала беседует с Ефросиньей, осведомляется о здоровье, а второго числа вручает Михаилу очередную картину. Впрочем, старика можно обмануть, у телефона посадить, к примеру, Таню Молотову. Пожилой академик общается с Фросей всего несколько раз в год: приезжает на день рождения и звонит Восьмого марта, на Новый год и первого декабря. Родилась Фрося летом, у Михаила полно времени, чтобы что-нибудь придумать. Думая сначала покончить с ужасно нервирующей ситуацией, возникшей из-за Кати, Михаил полностью переключается на проблему. В смерть жены он не верит, да и близкий знакомый, связанный с органами милиции, сообщает ему, что никакой женщины, похожей на фотографию, данную Громовым, среди неопознанных тел в моргах нет. Но на всякий случай он нанимает частного детектива, который активно принимается разыскивать даму.

Тем временем Слава ищет бумаги. Мысли его работают в том же направлении, что и у Фроси-Евлампии. Нанятые им два уголовника вскрывают квартиры Лены Литвиновой, Нины Никитиной, Яны Михайловой и Риты Волковой, чтобы, имитируя кражу, произвести обыск. Но тут случается непредвиденное.

– Большинство женщин оказываются дома, и их пытаются убить, – встряла я.

– Нет, – покачал головой Костин, – ЭТИ никого и пальцем не тронули.

– Как же так! – возмутилась я. – Риту Волкову, кассиршу из супермаркета, убили, Яну Михайлову избили чуть ли не до смерти, досталось и сестре Лены Литвиновой, Женя чудом осталась жива, а вы говорите – никого пальцем не тронули!

– Помните, – спокойно спросил Володя, – я произнес такую фразу – в этом деле сразу несколько дел?

– Ну, – нетерпеливо сказала Катя, – и что?

– А то, – пояснил майор, – что подручные Гоголева и Громова никого не тронули.

К кассирше они явились, когда та была в ванной. Пока женщина, напевая, мылась, они обшарили комнату и кухню, разбросав вещи. К Нине Никитиной забрались, когда та щелкала ножницами на работе, Яну тоже посетили утром, зная, что она учительница младших классов, и только у Литвиновой их ожидало непредвиденное. Квартиру кто-то ограбил до них, а на диване лежал завернутый в одеяло, как они подумали, труп хозяйки. Негодяи протерли дверные ручки и убежали.

– Кто же бил и убивал женщин? – в голос спросили мы с Катей.

Майор вздохнул, обращаясь ко мне:

– Ну что, «коллега», не додумались?

Я развела руками:

– Теряюсь в догадках.

– А ведь были в двух шагах от разгадки, когда явились в Инюрколлегию, – пояснил милиционер. – Впрочем, всему свое время.

В конце концов Евлампии улыбается удача, и папочка попадает в ее руки. Очень вовремя, потому что на «Динамо» ждет уже потерявший всякие надежды Слава. Документы перекочевывают в его карман, но он совершенно не собирается отпускать Катю. Гоголев ни минуты не сомневается, что, оказавшись на свободе, женщина тут же побежит в милицию, и он предлагает Михаилу убить хирурга. Но подельник жутко пугается, он согласен на все – похитить, избить, напугать, но не убивать. Слава настроен более решительно, но пока тоже хочет решить дело мирно. В голову преступникам лезут совершенно невероятные идеи – обколоть Катю наркотиками и вывезти в другой

город, продать чеченцам в рабство… Ни Михаил, ни Слава не готовы пока перейти черту, отделяющую человека от убийцы. И первым совершает этот путь Гоголев, просто выкидывает из машины назойливую бабу, то есть Фросю.

Сначала они с Михаилом ликуют, уничтожая документы, потом призадумываются. Как же поступить все-таки с Катей? Не может же она всю жизнь просидеть на чердаке в Алябьеве. И тут Слава предлагает: он поедет на дачу, заставит Катю выпить бутылку водки и подожжет сторожку. Смерть пьяной бомжихи никого не удивит, скорей всего никакого следствия заводить не станут. Несколько дней Михаил колеблется, а потом дает «добро». Дальнейшее всем известно. Гоголев едет в Алябьево, где натыкается на Евлампию и получает ранение.

– Кстати, – поинтересовался Владимир, – можно взглянуть на эту, с позволения сказать, игрушку?

Я полезла в сумочку и достала пистолетик.

– Зачем вы носите его с собой? – строго спросил майор.

– Кирюша попросил купить к нему пульки-шарики, продают в «Детском мире», – принялась я бестолково объяснять, – но их делают разного калибра, вот и пришлось прихватить «наган», чтобы не ошибиться… Да все никак не могла заехать в магазин.

– Ладно, – нахмурился Костин, – пока побудет у меня, а впредь советую не приобретать для ребенка столь опасных забав. Если подобная пулька попадет в глаз, и в колонию сесть можно.

Я тихо спросила:

– А что со Славой?

– Ничего, – ответил майор, – трещина в нёбе, перелома нет, и, конечно, болевой шок и шок от неожиданности. Он никак не ждал, что робкая женщина выстрелит, думал, пугает игрушкой. Честно говоря, я сам удивлен убойной силой этой штучки. Теперь все ясно?

– Нет! – закричали мы с Катей. – Нет! Кто убил женщин и Костю?

– Это никак не относится к вашему делу.

– Ну, пожалуйста, миленький, – заныли мы, – очень интересно.

Володя улыбнулся:

– Женщины всегда вьют из меня веревки, в особенности такие красивые, как вы. Так и быть, только скажите, Евлампия, как вас зовут дома?

– Лампа, – хихикнула Катя.

– Очень мило, так вот, Лампочка, с чего вы решили, будто Костя убит?

От подобного вопроса я даже оторопела:

– Видела на диване тело, жуткое зрелище, руки отрублены…

– Вот-вот, – настаивал майор, – неужели вам подобное поведение убийцы не показалось странным? Сначала стреляет в лицо, убивает Катукова. Дело сделано, можно уходить. Зачем уродовать руки? Такое делают только в одном случае, когда хотят затруднить процесс идентификации тела.

– Вы хотите сказать, – забормотала я, чувствуя, как в голове быстро-быстро выстраивается в законченную картину гигантская головоломка, – вы хотите сказать, что на диване лежал не Костя?

– Ага, – подтвердил Володя, – не он.

– А кто?

– Ох, девушки-красавицы, душеньки-голубоньки, – запел милиционер, – что мне будет за то, что нарушу должностную инструкцию и разболтаю вам тайну следствия?

– Я тебе самым лучшим образом прооперирую щитовидную железу, – пообещала Катя.

Я отметила, что она перешла с майором на «ты», и быстренько добавила:

– Придешь завтра в гости и получишь свинину, запеченную с чесноком, картошку с сыром, а на десерт пирог с клюквой.

– Так, – потер руки Володя, – договорились. Впрочем, с операцией пока подождем, а вот свининку откушаем с удовольствием, кстати, пирожок лучше тоже с мясом, а не с ягодой. Для меня лучшее пирожное – котлета.

ГЛАВА 32

Мы пообещали выставить на стол только мясо и превратились в слух.