Манул
Шрифт:
— Говорил. Да только я же не меч ирриила… Я ведь простой человек, даже меч в руках держать не умею… — возразил Юрий, опустив плечи.
— Простому человеку не под силу призвать ирриилов свет, — усмехнулся мужчина. — Простому человеку не победить Лича. Ты прирожденный охотник. Меч сам лег тебе в руку для свершения кары. К тебе, а не твоему спутнику. Понимаешь?
Юрий пока не понимал, но невольно зарделся. Приятна была его сердцу похвала и признание бога.
— Ты ведь уже все понял, да? — мужчина отстранился.
Юрий понял. Снизошло на него внезапное
— Я все понял! Наша цель — уничтожение зла. А на войне не обойтись без жертв. Я не согрешил — я совершил подвиг! — воскликнул Юрий.
От внезапно нахлынувшего чувства облегчения пастух разрыдался. Теперь уже от счастья. В миг забылось лицо Солохи и прошлые желания, побледнела вся прошлая жизнь. Такой глупой и бессмысленной в тот момент показалась она Юрию. Ведь он, наконец, нашел свой путь.
— Спасибо тебе… Не было у меня отца, не знал я его ласки. Но ты открыл мне глаза, направил на путь истинный, — прошептал, падая на колени паренек, и прикладываясь лбом к босым ступням Ирриила. — Ради тебя буду бороться, нести твое слово в мир! Спасибо, спасибо!
— Встань, дитя, — приказал бог. — Не гоже верному мечу лобызать мне ноги. Забудь эти холопские штучки.
Юрий послушно поднялся. Ирриил приподнял его лицо, оттер от слез его светящиеся безумным счастьем глаза, запечатлев на его лбу поцелуй.
— А теперь иди домой, сын мой. И да пребудет с тобой мой свет и мое благословение…
Юрий понял что падает, придя в себе уже вновь на поле. Потянувшись и зевнув, юноша улыбнулся, положив руку на грудь. Спокойно стало на душе и тихо, как в той долине ландышей.
***
Близился закат. Женс все еще находился без сознания. Юрий вызвался нести гроб до самой реки, где и планировалось ритуальное сожжение. По обычаю этой местности убитых нечистой силой не хоронили — велика была вероятность, что очень скоро не сожженный труп восстанет очередным порождением Бездны.
Забобонные люди свято чтили традиции предков, воздвигнув огромный костер, прямо у берега реки. Осторожно сгрузив гроб на хворост, мужики отошли, давая дорогу жрецу, идущего с факелом. Поновой запричитали, завыли плакальщицы, бросаясь под ноги жреца. Молили, дабы дал «ирод окаянный» проститься с дочкой.
Жрец, зная ритуал, пару раз хлестнул баб нагайкой по спинам и, смилостивившись над стенаниями народа разрешил прощание.
Первым вышел шинкарь, переняв из рук жреца факел. Подошел к телу дочери, зажигая хворост у изголовья. Ясно вспыхнул огонь, затрещав ветками и соломой. Долго стоял шинкарь, вглядываясь в дочернее лицо, словно бы все еще надеясь, что очнется та.
Отстранили его. Потянули по очереди факел, зажигая с разных углов сушняк. Прощались безмолвно.
Вышел проститься и Юрий, мазнув по начавшему гореть телу прощальным взглядом. Не чувствовал он более вины, передавая факел обратно в руки жреца. Мужчина принял факел, зашвырнув тот ровнехонько на грудь
Стоял народ безмолвно, следя, чтобы пламя не перекинулось на землю, речитативом шептал молитвы жрец, не спуская глаз с огня.
— Скажите, господин помощник охотника на нечисть, это правда — дело рук Лича? — прошептал, возникнув подле Юрия Лель. Юный пастушок тихонько шмыгал носом, вытирая рукавом горькие слезы.
— Да, — не покривив душой, ответил Юрий.
Шмыганье носом стало громче. Огромного труда стоило пареньку сдерживать свои эмоции и не разреветься. Плакальщицей он не был, а потому не смел показывать слез.
— Долго реветь собрался?
Лель мгновенно умолк, а Юрий недоуменно закрыл рот. Он и сам не понял, откуда вдруг взялись эти жесткие нотки в его голосе. И ведь совсем не это он так хотел сказать!
— А что я могу? — прошептал в ответ Лель. — Что я могу сделать! Я — сирота безродный. Всего-то и умею, что навоз за скотиной прибирать… У меня ничего нет, ничего… Даже единственного друга у меня отобрали!
— И тебя это устраивает? Устраивать роль сирого и убогого?
Юрий смотрел прямо в глаза Лелю, внутренне подмечая, насколько же этот пацаненок похож на него прошлого. Такой же неуверенный, безродный и никем не признанный.
— Нет, не устраивает, — в голосе пацаненка тоже вдруг прорезалась уверенность. Он и сам этому удивился, вздрогнув, прикрыв руками рот и оглядевшись. Никто не спешил его ругать, и внезапный душевный бунт только укрепил свои позиции. Парнишка убрал руку, продолжив: — Да, вы правы, господин помощник охотника! Меня не устраивает мое положение, и моя беспомощность! Я хочу отомстить… Отомстить самостоятельно тем, кто забрал моего друга!
Юрий улыбнулся одобрительно. Из парня может выйти толк, в нем угадывался незаурядный талант. Теперь Юрий это видел, пригляделся, заметив на самом донышке глаз искорку — зачаток силы. А увидев, не удивился заданному вопросу.
— А можно мне пойти с вами? Вы ведь охотники и принимаете всех желающих, да?
— Путь охотника дан не каждому, — словами Женса ответил Юрий. — Готов ли ты отказаться от всего мирского в угоду Ирриилу и его делу? Готов ли умереть за его идеи?
Впрочем, Юрий уже откуда-то знал ответ, лишь одобрительно похлопав паренька по плечу, когда тот сказал свое тихое «да».
***
— И что это только что было, а, повелитель? Зачем вам понадобился этот человек? Вы так говорили, что у меня аж в зубах засвербело…
В тронный зал, ветряной бурей ворвался, громыхая доспехами Астарус — первый «клинок небес» и доверенный слуга Ирриила. Был он в бытность свою человеком, знатным воином даже после перерождения не утеряв прежние привычки. И хоть выросли за его спиной белоснежные крылья, в душе остался он тем же неотесанным рубахой-парнем.
Ирриил даже прищурился от нахлынувших внезапно воспоминаний. Вспомнил, как подобрал умирающего Астаруса, сделав его первым своим слугой и лучшим другом.