Марат. Любить вопреки

Аверина Екатерина

Кое как взяв себя в руки, разблокирую мобильник. Все расплывается перед глазами. Кажется, я целую вечность не слышала голос Марата. Сердце болезненно сжимается в груди, пока я слушаю гудки.

— Скажи, что это не сон, — хриплый голос запускает в моей крови десяток химических реакций, пульс ускоряется, слезы льются из глаз нескончаемым потоком. Я всхлипываю в трубку. — Мечта моя, не молчи. Скажи, что у меня не глюк.

— Не глюк, — нервно смеюсь я. — Мар, ты можешь приехать? Отец хочет отвезти меня в больницу. Я только с тобой поеду.

Он разрешил.

— Я минут двадцать уже как в районе твоего дома, — хрипло смеется и кашляет он. — Даже если бы он не разрешил, я бы поехал за тобой. Помнишь, я обещал быть рядом и бороться с тобой за нашего ребенка? Так и будет.

— Он здесь, — говорю отцу.

— Упрямый ублюдок, — хмыкает он. — Пусть ждет у ворот. Подберем, когда будем выезжать. На территории этого дома его не будет!

Только хочу передать Марику, но он слышит и сам. Прошу еще немного поговорить со мной, только папа не дает. Он забирает у меня мобильник и требует, чтобы быстрее одевалась.

Достаю из шкафа первые попавшиеся брюки и свитер. Расчесываю волосы, завязываю их в небрежный хвост и надеваю сапожки с курткой.

— Отвратительно выглядишь, — пренебрежительно морщится мать. — Решила окончательно пасть до его уровня?

До нее не доходит, а я не собираюсь объяснять, что мне плохо, больно, страшно и вообще не до косметики и нарядов. Меня лишили любимого мужчины, жестоко избив его фактически у меня на глазах. Угрожают убить моего ребенка. А я должна думать о том, как я выгляжу? Серьезно?!

Игнорируя ее, иду за отцом на улицу. Вижу Марата за воротами. Лицо в ссадинах, руки в карманах. Его слегка качает, но он пришел, ждет. Я понимаю, если бы сегодня меня никуда не повезли, Марик проторчал бы тут весь день. Один. Раненый весь. И, похоже, простывший. А потом пришел бы завтра и послезавтра. А ему надо не просто отлежаться. Ему надо в больницу.

Мар улыбается мне. Хочу подойти, но отец удерживает.

— Я сказал, что он поедет с нами, а не то, что я позволю ему находиться рядом с тобой. В машину!

Испуганно смотрю на Марата. Он пересекается взглядом с моим отцом, кивает мне и идет ко второй машине, которую выгнали со двора специально для него.

— Это жестоко, — говорю отцу уже в машине. — Скажи, тебе совсем плевать на то, что я чувствую?

— Если бы мне было плевать, тебе бы уже сделали аборт. Думаешь, я не нашел бы клинику, работающую, например, в ночное время? Да я бы купил ее, Рори, если бы мне было нужно! Но я везу тебя на осмотр, после которого буду принимать решение.

— Я должна быть благодарна?

— Ты считаешь, что нет?

Молчу, отвернувшись к окну. У меня нет сил с ним спорить. Хочу в соседнюю машину к Марату. Уткнуться носом ему в шею и не двигаться.

Мы добираемся до знакомой мне клиники. Не удивлена, что отец привез меня именно туда, где обсуживаемся мы и еще много наших знакомых из моего круга.

Отец отворачивается, а я проскальзываю за его спиной и ныряю в объятия Марата

так быстро, что охрана не успевает среагировать. Утыкаюсь носом ему в грудь. Он обнимает. Прижимает к себе бережно, но крепко. Целует в макушку. Я чувствую, как он дрожит, а еще жар даже через одежду. Поднимаю взволнованный взгляд, касаюсь его колючей щеки.

— Ты горишь.

— Это не важно, мечта моя, — улыбается пересохшими губами.

— Аврора! — рявкает отец. — А вы какого хрена стоите и смотрите?! — достается охранникам. Те делают по шагу к нам с Маратом. Я испуганно прижимаюсь к нему сильнее. Отец отрицательно качает головой и машет нам, чтобы заходили.

Я не отпускаю Марика ни на секунду. Его обжигающая ладонь крепко сжимает мою. Он тяжело дышит со свитом и хрипами. Сдерживает кашель и старается приободрить меня взглядом.

Мы даже в кабинет к гинекологу заходим с ним. Отец не хочет скандала на людях, а я пытаюсь использовать каждую секунду, чтобы побыть с тем, без кого не могу дышать.

Меня осматривают, пока Марат ждет за ширмой. УЗИ, результаты анализов и еще какие-то непонятные мне обследования занимают больше двух часов. Врач задумчиво смотрит на принесенные ей результаты, качает головой и при мне говорит отцу:

— Нельзя делать аборт…

В низ живота будто падает пара кирпичей. Значит он собирался. Он лгал мне! Отец читает все по моим глазам. Слышит, как сжимает зубы Марат.

— Мы об этом даже не думали, — вклинивается в разговор.

— Заткнись! — рычит на него отец. — Просто заткнись сейчас! Почему нельзя? — обращается к врачу. — Она просто глупая девочка, сделавшая ошибку. Какие дети в восемнадцать, Надежда Ильинична? Аврора сама еще не выросла! — ударяет кулаком по столу.

— Трофим Игоревич, дело не в этом, — гинеколог спокойно переносит приступ его гнева. — С вероятностью более девяноста процентов последствия аборта станут для вашей девочки необратимыми. Я вам больше скажу, скорее всего, если Аврора выносит этого ребенка, он будет у нее единственным. Я вашей жене ни раз говорила, что за женским здоровьем девочки надо следить так же тщательно, как за собственным. Но что она, что вы с ее слов, считали, что Рори всего лишь ребенок и в этом нет необходимости. Я сейчас не буду вам рассказывать о всевозможных инфекциях и их последствиях. Есть результат. Есть беременность. Ее надо сохранить, если вы не хотите оставить дочь бездетной.

Я сильнее прижимаюсь к Марату в ожидании вердикта отца. Он молчит. Марат хрипло дышит мне в макушку.

— Дайте мне поговорить с Авророй наедине, — просит отец.

Я впиваюсь в руку Марата ногтями. Отец смотрит на меня, хмыкает и отворачивается. Надежда Ильинична поднимается первой. Подходит к нам, гладит меня по волосам, касается лба Марата.

— Пойдемте, молодой человек, я попрошу, чтобы вам вкололи хорошее жаропонижающее, пока вы не потеряли сознание.

— Я не собираюсь за это платить, — говорит ей отец.