Марджори
Шрифт:
— Я полагаю, с ним покончено. Марджори, вполне возможно, еще и сама не догадывается об этом.
— Но тебе-то уже известно это, не правда ли?
— Да, я знаю. Слишком долог путь сюда из Бронкса.
— Может быть, нам не следовало переезжать из Бронкса сюда?
— Что ты хочешь этим сказать? — Мать с беспокойством поглядела в окно, выходящее в парк.
— Лично я ничего не имею против Джорджа. Отличный парень, — высказал свою мысль отец. — Вполне подходит для занятий бизнесом.
— Пустое место, полное ничтожество.
—
У отца Марджори был лишь легкий акцент, а у матери практически никакого, но речь их, тем не менее, не походила на говор местных жителей, и они понимали, что никогда она не станет такой же, как у тех, кто здесь родился и вырос.
— Я не доверяю этим мальчикам. Они выглядят так, как будто только и мечтают посмеяться над какой-нибудь девушкой, которая может стать их добычей.
— Марджори может сама о себе позаботиться.
— А может ли?
Миссис Моргенштерн придерживалась противоположной точки зрения лишь до двух часов дня, нервно ожидая прихода Марджори. Подобный спор между супругами шел постоянно. Они легко могли занимать сторону противника. Все это зависело от того момента, когда один из родителей начинал критиковать дочь. Отец снова уткнулся в газету, а мать — в окно.
Через какое-то время мать пожала плечами и сказала:
— Она ведь имеет право на большее, да? Вест-Сайд — это место, где живут хорошие, порядочные семьи. И здесь у нее самая лучшая возможность встретить кого-нибудь достойного.
— Она говорила со мной о сексе, — произнес отец. — Она изучала его в Хьюджине, по ее словам. Она знает об этом столько же, сколько известно врачам. Ей известно об этом больше, чем мне. Рассуждала о хромосомах, трубах и яйцеклетках: какая мужская, а какая женская. Я был смущен — говорю тебе, правда, и странное дело — я ей сочувствовал.
— Ей не поможет то, что они там изучают в школе. Не лучше ли вообще ничего не знать об этом, как мы с тобой когда-то?
— Возможно, она знает слишком много. Называла ли она тебе когда-нибудь пять предпосылок, которые доказывают существование Бога, и пять, которые говорят об обратном? Она узнала об этом в колледже. Но она ни разу не была в храме, только на танцах, она позабыла молитвы, да и сомневаюсь я, чтобы она вообще-то знала их наизусть; и если она не ест бекон, то, значит, ест салат из креветок, и я готов поспорить об этом на сотню долларов.
— Это Америка.
— Мы избаловали ее. Я беспокоюсь за нее, Роза. Ее отношение к… Она не знает цену деньгам. Диким индейцам известно больше, чем ей. Я немного поколдую авторучкой в чековой книжке — и вот у нее новое платье или пальто, или костюм для верховой езды…
— Сдается мне, что прошлым вечером ты просматривал свою чековую книжку.
— Да я так, вообще говорю. Этот переезд в Манхэттен для нас — полное сумасшествие. Мы проедаем капитал.
— Я же двадцать раз говорила, что тебе уже просто необходимо получить повышение в должности.
Отец встал и начал ходить взад-вперед. Он был крепко сложенным мужчиной, невысокого роста, с круглым лунообразным лицом, с кудрявыми, уже седеющими волосами и тяжелым взглядом из-под нависших черных бровей.
— Какая же это все-таки забавная и неожиданная штука — бизнес. Ты берешь денег больше, чем поступает, и через некоторое время дела больше не существует.
Мать Марджори не слышала от своего супруга ничего, кроме его жалоб, стенаний и стонов, касающихся бизнеса; ничего другого — с утра до вечера. Она сама не склонна была так мрачно смотреть на создавшуюся ситуацию. Постоянно возрастающий доход от бизнеса мужа — поставки пера — казался ей фантастически большим в первые годы ее замужества, но теперь она считала его недостаточно высоким.
— Эти годы мы посвятили полностью Марджори. Этот новый парень, вместе с которым она катается верхом, кем бы он ни был и каким бы ни был, — из Колумбийского колледжа, и она с ним дружит! Они могли бы стать отличной парой! Разве встретила бы она его, останься мы в Бронксе?!
— Она же только второкурсница. Она некоторое время, может, и не собирается выходить замуж, — заметил отец.
— Надеюсь, это не доведет нас до богадельни.
— Зато у нас точно не будет больше никаких проблем, если она упадет сегодня с лошади и сломает себе шею.
— Она не свернет шею.
— Я слышал, как ты спорила с ней. Она ведь взяла уже три урока верховой езды.
— Что значат эти три урока!
Отец подошел к окну.
— Какой сегодня прекрасный день! Вот несколько лошадей… Но это еще не она. Посмотри, как расцвел парк. Он весь в цвету! Как будто прошлым вечером его засыпало снегом. Ты не заметила, как пышно цветут вишни в этом году? Это должно иметь какое-то научное объяснение. — Он потер лоб в задумчивости. — Как быстро летит время. Я замечаю, что весна прошла — в ноябре, а что выпал снег — в феврале. Год пролетает со скоростью недели.
— Я говорю тебе: с ней все будет в порядке. — Мать подошла к окну и встала рядом с мужем. Они были одинаково полными, и у нее было такое же круглое лицо. Отец и мать Марджори были очень похожи, если не считать того, что у рта Арнольда образовались складки, придававшие выражению его лица строгость и суровость. Их можно было бы принять за брата и сестру. Он выглядел лет на десять старше своей жены, хотя они были почти одного возраста.
— Не кажется ли тебе странным… — начал отец, — а мне вот кажется. Как давно она ползала по полу в мокрых подгузниках! Что делает время! А теперь вот верхом на лошади…