Маргарет Тэтчер
Шрифт:
— У меня не было времени и сил на расследование. Знаю, что недовольные моей кандидатурой объединились вокруг одной пожилой леди и пытались интриговать, чтобы устроить переголосование. Это выглядело довольно откровенно — необходимо было дать им понять, что эти попытки лишены смысла. Конечно, я этого сделать не могла, но тут мне и помог председатель округа Берти Блатч. Я выступила с еще одной речью, и он меня очень тепло и несколько демонстративно поздравил. Полагаю, он хотел дать сигнал недоброжелателям, что вопрос с кандидатом от Финчли решен, и решен окончательно. А дальше произошло одно из двух: или журналисты нашли недовольных, чтобы написать «интригующую» статью, или недовольные нашли журналистов, которые согласились ее состряпать. Вот, собственно, суть того заголовка, который рассмешил
«Прямота! Именно эта обезоруживающая прямота, которая, по сути, есть оборотная сторона ее тонкой дипломатии и чутья — вот за что я люблю ее», — вдруг подумал Дэнис.
Маргарет продолжала свой рассказ о последующих месяцах, предшествующих самим выборам, но Дэнис почти не слушал ее. Он и так все знал: и о письме Маргарет Тэду Хиту, и о том, как она долгие месяцы подряд трижды в неделю обходила дома жителей округа, и о том, как она восстала против препятствий, чинимых некоторыми консерваторами представителям национальных меньшинств и, получив пару десятков врагов внутри партии, завоевала сердца тысяч избирателей… Поддерживая жену, он знал об этом и еще о сотне эпизодов победной избирательной кампании, как знают событиях на фронте оставшиеся в тылу. Дэнис перебирал эти воспоминания, смотря на игру огня в камине. Только когда речь зашла о главном событии — самом дне голосования на выборах в парламент — он включился в разговор.
— Да, мы вместе проголосовали на нашем домашнем участке и сразу поехали в Финчли. Мэгги настояла на том, чтобы по нескольку раз посетить каждый участок — мы это сделали. Потом поехали к Блатчам на ужин, но, как вы понимаете, все были как на иголках. Вернулись в штаб, где нам дали комнату — в ней даже телевизор был! Мы его, конечно, немедленно включили. Вообще, мне кажется, эти выборы в Англии запомнят надолго: впервые новое чудо техники играло такую важную роль в кампании, затмив и личные встречи, и радио, и газеты… Впрочем, я отвлекся, да, Мэгги!
И она «поймала мяч», заговорив вновь:
— В первом часу ночи нам сказали, что вот-вот будут результаты. Попросили выйти на трибуну. Возможно, другой кандидат от столь надежного для консерваторов округа как Финчли, был бы совершенно самоуверен или самодоволен. Но у меня после пары случаев было немного суеверное убеждение, что такое ощущение приводит к чему угодно, только не к победе. Поэтому я поднялась на трибуну и с застывшей улыбкой стала рядом с Дэнисом. Не хотела, чтобы кто-то понял, как неуверенно я себя чувствовала в этот момент. Уполномоченный по выборам стал зачитывать все цифры: «Дикинс, Эрик Петро — 13 037 голосов (аплодисменты лейбористов). Спенс, Генри Айвен — 12 701 (аплодисменты либералов)… Тэтчер, Маргарет Хильда — 29 697». Я так устала, что в тот момент почти не понимала сути этих цифр. И только когда после самого знакомого мне имени — моего собственного — аплодисменты значительно усилились, я поняла, что я выиграла. Почти сразу цифры написали — и тут я осознала, что отрыв был огромным. Значит, результаты не могут быть оспорены, а я в безопасности… и член парламента.
— Потом еще Мэгги произнесла краткую речь, — подхватил Дэнис. — Она поблагодарила избирателей, партию и помощников — формальные, в общем-то, вещи, но в исполнении Маргарет они не были банальностью. Приняли поздравления — это еще отняло часа два. Домой мы приехали уже под утро и радостно сообщили Марку и Кэрол, что они могут готовиться к чаепитию на террасе Палаты общин…
— Что-что? — встрепенулась задремавшая было Беатрис.
— Ах, мамочка, ты же об этом не знаешь! Когда год назад меня выбрали кандидатом от Финчли — я неосмотрительно сказала детям, что если они будут себя хорошо вести и не мешать, то я стану членом парламента и смогу их взять на чай в Палату общин выпить чаю. Ну, сказала и сказала, а они запомнили! И потом все эти месяцы я должна была отвечать на вопросы вроде «Ну когда же настанет этот счастливый день?», выслушивать комментарии «Я вот расскажу маме о таких-то твоих безобразиях, и тебя не возьмут пить чай в парламенте». А в редкие минуты отдыха я должна была еще и играть с ними «в чай», поочередно изображая то премьер-министра, то депутата, а пару раз даже королеву. В общем, всех, кого они видели по телевизору!
И
Дэнис искал свою записную книжку, перевернув вверх дном всю машину. «Конечно, в темноте, да в незнакомом месте пытаться что-то найти — бесполезно», — подумал он. Ежась от влажного январского ночного воздуха, он засунул руку в карман пальто и, разумеется, обнаружил то, что он тщетно искал почти час. «Как бизнесмен и муж члена парламента может быть таким рассеянным?», — удивился сам себе Дэнис.
Он, стараясь не шуметь, поднялся в маленькую комнату, которую родители Маргарет отвели под гостевую спальню. Половица предательски скрипнула, и Дэнис заметил узкую полоску света, пробивавшуюся из-под двери. Маргарет писала.
— Я думал, ты уже десятый сон видишь! — сказал он жене.
— Нет, я пишу тезисы для будущих дебатов.
— На какую тему?
— Буду требовать принятия закона о государственных органах с определенными поправками. Я хочу добиться, чтобы местные советы были обязаны проводить собрания публично. Как ты понимаешь, закрытые заседания создают отличные условия для интриг и манипуляций — особенно что касается распределения финансов. Я понимаю определенные риски публичности и прозрачности. Но считаю, что они несопоставимы с теми коррупционными рисками и соблазнами, когда такие вопросы решаются на «междусобойчиках». Общественные вопросы и общественные средства потому так и называются, что требуют участия общества, участия каждого из нас… Стоп! Я запишу эту формулировку.
И, наклонив голову вправо и влево, чтобы размять шею и сбросить накопившуюся усталость, Мэгги принялась сосредоточенно писать и черкать. Через пару минут она заговорила вновь:
— Обсуждала вопрос о публичности собраний с отцом — он подтвердил мои опасения. Я уже набросала кое-какие аргументы, которые он мне подсказал — буду использовать в речи…
— Скажи мне, а ты действительно вспоминаешь во время выступлений свое первое публичное чтение стихов, как ты сегодня отцу «исповедовалась»? — вдруг спросил жену Дэнис.
— Вообще-то да, а что?
— Я не раз наблюдал, как на тебя находит вдохновение на публике. Но никогда не знал, как это происходит, под влиянием чего.
— Теперь знаешь. Но что касается конкретно того случая, когда меня выбирали кандидатом от Финчли — все было и так, и не так.
— То есть?
— Когда я произносила речь — я действительно вдохновлялась детскими воспоминаниями. А вот когда мне задавали вопросы… Понимаешь, тебя не было, а мне была так нужна какая-то опора. Обдумывая свою одежду перед этим выступлением, я решила позаигрывать с судьбой. В общем, я надела те самые «счастливые бусы» из жемчуга — твой подарок, который я еще семь лет назад давала той забавной прорицательнице. Она мне сказала носить этот жемчуг почаще — мол, он удачу принесет. Я решила, что не будет ничего плохого в том, чтобы я предстала перед комиссией в нем — там более, он идеально подходил к черному костюму и оживлял его… Отвечая на каждый вопрос, я находила повод дотронуться до жемчуга — поправляла прическу или делала какой-то ораторский жест. Глупо, конечно, — смутилась Мэгги.
— Почему же глупо, — возразил ей муж. — Сработало — и это самое главное. Да и психологически это очень естественно, даже правильно.
— Правда? Не будешь считать мой успех случайностью, а меня — наивной дурочкой, верящей чуть ли ни в магию? — кокетливо спросила Мэгги, в шутку боднув Дэниса в плечо.
Он погладил жену по кудряшкам — хоть вечером можно не бояться нарушить ее прическу.
— Конечно, нет. Успех приходит к тому, кто этого заслуживает, и ты тому наглядное подтверждение. А слабости и потребность в поддержке — они у каждого есть. И… будешь выступать — надень эти бусы снова. Выиграешь дебаты — я тебе обещаю.