Мари из Порт-ан-Бессена
Шрифт:
— Куда это ты уставился? — вдруг спросила она, заметив на лице Марселя странное выражение.
Она проследила за его взглядом, догадалась, куда он смотрел, переменила положение ног и промолвила:
— О! Вот оно что…
Потом она снова принялась неторопливо болтать, словно приходящая работница.
— Это снова я, — жалобно признался Учитель по телефону. — Что я должен делать?
— Ждать!
— Но дело в том, что я…
— Я тебе говорю: ждать… Когда я туда приеду, я посмотрю и…
Но он туда не ехал!
Он, казалось, был способен жить, не произнося ни слова о том, что у него лежало на сердце, и, может быть, даже не думая об этом, по крайней мере стараясь не думать специально и отдавая себе в этом отчет.
Он знал, что в Порте всех интересовало, что все это означает. «Жанна» была готова, Смысла не выпускать ее в море не было, а экипаж в крайнем случае можно набрать и в Шербуре. Он всех загонял, ускоряя работы. Теперь же, когда все закончено…
В течение всего этого времени никто не осмеливался ему перечить. С самого первого утра только и говорили:
— Берегись хозяина!
Это было заметно. Он отыскивал в потаенных углах плохо вымытый стакан или валяющиеся в беспорядке тряпки. Кассирша, которую он ни с того ни с сего невзлюбил, не имела времени для передышки и с утра до вечера пребывала в страхе.
— Вот что, красавица, — говорил он одной из постоянно торчащих здесь девиц. — Я хотел бы, чтоб ты искала себе клиентов в другом месте, не в моем кафе. Ты здесь слишком, сама понимаешь, заметна… Мое заведение не бордель.
Он вел себя так с каждым, включая гарсона с внешностью президента Республики. Шателар обнаружил у него перхоть и посоветовал мыть голову керосином.
Все это, очевидно, не могло долго продолжаться, но развязка, как всегда бывает, наступила неожиданно. Как-то вечером он ел мулей, сидя напротив Одиль. Они их ели руками, что и отметила со своего места кассирша (правда, замечания она им сделать не могла!). Раковины с шумом падали в эмалированное блюдо.
— Кстати…
Одаль подняла голову. Он продолжал есть, чтобы придать как можно меньше значения тому, что он собирался сказать.
— …ты бы позвонила сестре, чтобы она приехала тебя повидать…
— Мари?
Шум от ракушек, гул голосов в кафе и весьма долгое молчание. Думала ли Одиль о чем-либо? Хотела ли она что-то возразить?
— Да… Я хочу ее видеть… — продолжал Шателар.
И, повернувшись к гарсону:
— Эмиль! Вызови-ка мне телефон номер три в Портан-Бессене…
— Что я должна ей сказать? — забеспокоилась Одиль.
— Скажи: ты хочешь, чтобы она приехала… Да не знаю я!.. Если она будет колебаться, объясни ей, что ты больна…
— Но это не так…
— Ну и что такого?
И опять мули. Шателар пил сок из раковинки.
— Мне с ней поговорить о Марселе?
— Нет…
Подошел
— Третий номер у аппарата.
Одиль встала первой. Шателар задумался на мгновение и пошел вслед за ней, протиснулся в кабинку, но отводную трубку пока не взял.
— Это ты. Мари?.. Да, это Одиль… Что ты говоришь?.. Нет, все хорошо…
Вот… Я звоню, чтобы тебе сказать…
И она замолчала, глядя на Шателара, делавшего ей повелительные знаки.
— …я хочу, чтобы ты приехала меня повидать… Да!.. Я не могу объяснить тебе по телефону… Алло!..
Шателар с некоторой нерешительностью все-таки взял отводную трубку. Он услышал голос Мари, спокойно произносивший:
— Когда?
— Я не знаю…
Он подсказал:
— Завтра…
И Одиль послушно повторила:
— Завтра… Поездов сюда ходит достаточно… Значит, ты приедешь…
Шателар будет очень рад…
Он со злобой посмотрел на нее. Она растерялась, что-то забормотала и повесила трубку. Они вернулись за свой столик, как будто все еще продолжая ссориться.
— Почему это ты разозлился, что я сказала…
— Да потому, что я не просил тебя об этом. Все!
Эмиль!.. Неси сыр…
Он был недоволен и ею и собой и особенно недоволен тем впечатлением, которое на него произвел голос Мари по телефону.
— Что с тобой?
— Ничего…
И, как будто она не могла упустить случая ляпнуть бестактность, она продолжила уверенным тоном:
— Странно… В сущности, ты ведь интересуешься моей сестрой…
— Вот как?
— Я не ревную… Я знаю Мари…
— Ну и?..
Он посмотрел на нее с таким видом, будто собирался ее ударить.
— И ничего… Что с тобой?.. Каждый раз, как говорят о Мари…
— Это я о ней говорю, да?
— Я хотела сказать…
— Ну так заткнись!.. Ты раздражаешь меня, черт побери!..
И потом, после молчания:
— Ты не спросила ее, каким поездом она приедет…
Он все предусмотрел; словом, это было достаточно гадко. Шателар не имел оснований гордиться собой, но это ему было безразлично. Он поднялся раньше, чем обычно, и тщательно выбрился. Словно молодой человек, он даже сменил белье и тайком бросил взгляд на Одиль: заметила она это или нет.
Они никогда друг с другом не говорили о Марселе, но этим утром речь шла только о нем.
— Что он говорит?.. Как у него дела?.. Когда он сможет убраться отсюда?..
Что он собирается делать?..
Он хитрил, разумеется! Все это говорилось лишь для того, чтобы произнести совсем другие слова, и он произнес их, отвернувшись, потому что его собственное отражение в зеркале ему не понравилось.
— Нужно, чтобы ты сейчас с ним поговорила… Да!.. Заметь, что речь не идет о том, чтобы выгнать его вон… Ну, не перебивай, погоди, дай мне сказать!.. Значит, спроси у него половчей… Попытайся узнать, какие у него планы…