Марьина исповедь
Шрифт:
Кода
Полковник Дрон Владимир Степанович, командир 3-го Дроздовского полка, был смертельно ранен в бою и скончался 28-го октября 1920-го года, ему ещё не было и 30-го лет. Место захоронения не известно. Приказом Главнокомандующего в октябре 1921-го года он был награждён орденом «Святителя Николая Чудотворца» посмертно.
Дрон Анна Степановна через год после описанных событий вышла замуж за Казанцева Сергея Порфирьевича, старшего врача 1-го Дроздовского полка, и переехала по месту службы мужа в Болгарию.
Два года назад я отдыхал в Болгарии и решил посетить столицу, познакомиться с её достопримечательностями. Гуляя по вечернему городу, я наткнулся на знаменитый бар «Road 66» и решил зайти. Через какое-то время ко мне подсел молодой человек.
Мы разговорились, как это обычно бывает в барах, он сразу понял, что я русский, и сказал: «Во мне тоже течёт русская кровь. Мои прадедушка и прабабушка родом из России. А брат моей прабабушки воевал и героически погиб в 1920-м году в Крыму». И рассказал мне историю, которую я впоследствии переложил на бумагу.
В завершение мой собеседник добавил: «Эта история – самая главная реликвия нашей семьи. Мне её рассказывали неоднократно и бабушка, и дедушка, и отец, и я буду рассказывать её своим детям и внукам. Потому что человек живёт ровно столько, сколько о нём помнят».
Все дело в шляпе
У каждой эпохи есть свои символы, и одним из символов начала двадцатого века была шляпа. Да, да, мой современный Читатель, трудно представить себе уважаемого господина того времени, а тем более даму, гуляющих в парке или отправляющихся по делам без этого аксессуара. Но оставим прекрасный пол в парке под вековыми деревьями, сразу начнём отсекать ненужные детали, наш случай касается исключительно мужского головного убора. Шляпа определяла всё: статус в обществе, материальное положение, уровень воспитания, принадлежность к той или иной профессии или конфессии, даже возраст – и продолжала усердно служить человеку, исполняя свои первоначальные функции: спасать от жары, дождя и холода. Выходя из дому, можно было забыть перчатки или трость, шляпу – никогда! Выйти на улицу с непокрытой головой означало выйти за рамки приличия! Ну, или по крайней мере это должен быть неординарный случай, требующий объяснения. Именно это и случилось с моим подопечным Аполлинарием Матвеевичем Гириным. Но не будем опережать события, мой нетерпеливый Читатель. Как сказал мудрый царь Соломон: «Всему своё время».
Аполлинарий Матвеевич
Родился Аполлинарий Матвеевич в семье героя Крымской войны Матвея Алексеевича Гирина, получившего за боевые заслуги от государя императора чин дворянства и небольшое имение Дятлово в Рязанской губернии. Дабы укрепить свой статус материально, Матвей Алексеевич венчался с дочерью купца Каширина, Анной Михайловной. Первенцу имя дала супруга и назвала в честь батюшки-благодетеля Михаилом, а вот право дать имя второму сыну выпало Матвею Алексеевичу. Оставив службу в чине полковника, Матвей Алексеевич увлёкся древнегреческой мифологией да дворовыми девками, хотя второе, мой нравственный Читатель, к нашему повествованию никакого отношения не имеет. Решение назвать новорождённого Аполлоном, именем сына Зевса, которым он восхищался, пришло задолго до родов, но вот озвучить это решение отставной полковник осмелился только после того как взял младенца на руки.
Тут восстала Анна Михайловна: «Чего это ради я ребеночка девять месяцев вынашивала, опосля в тяжёлых потугах рожала, чтоб Вы его заморским именем нарекали?» Уважение проявили обоюдное и стал Аполлон – Аполлинарием. Случилось это событие в октябре 1867-го года.
С тех пор Аполлоша значительно подрос, стал Аполлинарием, а затем и Матвеевичем и к своим 43-м годам выглядел довольно упитанным надворным советником. Он был уверен, что давно достиг ранга советника с приставкой «коллежский» и с окружающими вёл себя соответственно. За последние годы он сильно раздался вширь, так что одежда, покупаемая на размер больше, через год уже была мала. Лицом Аполлинарий Матвеевич был копия папенька: взгляд бульдожий, губы толстые, нос массивный, глаза выпуклые, вложенные в слегка провисшие веки, лоб узкий, с
Одевался он всегда опрятно, хотя из-за чрезмерной полноты и потливости верхняя пуговица рубашки всегда была расстёгнута, а галстук приспущен и сдвинут.
Опрятность моего подопечного – это в наибольшей степени заслуга его супруги Эммы Христиановны. Здесь, мой любопытный Читатель, мы вынуждены копнуть поглубже. Родитель Эммы – Христиан Хазенфуз, учитель танцев и знаток великосветских манер из Гамбурга, человек небогатый, но очень предприимчивый, женился на одной из самых красивых девушек города Киля, Юте Шнайдер. Пообещав молодой швее, что она оставит свой гешефт и будет заниматься только домом и детьми, а также посулив ей золотые горы, в 1883-м году он перебрался в Россию и поселился с семьёй в Санкт-Петербурге. Эмме по приезду исполнился год.
Поначалу всё шло как по маслу, но за десять лет северная столица окончательно перевоспитала предприимчивого иностранца. Проигравшись в карты, он залез в долги, потом снова проигрался и, не пережив отчаяния и оскорбления кредиторов, вскорости застрелился, оставив семью по уши в долгах.
Вернуться в Германию Юте не позволили, кредиторы в судебном порядке отобрали паспорт. Ей ничего не оставалось, как выплачивать по мере возможности долги, вернувшись к своему привычному ремеслу – швейному делу, которому обучила и маленькую Эмму. Нужно отдать должное родителям: к десяти годам Эмма впитала хорошие манеры, которыми обладал её отец, а аккуратности матери мог бы позавидовать самый изысканный дом Петербурга.
Гирин, живший в своё удовольствие, жениться не собирался, это был как раз тот случай, когда можно сказать: «Вынудили обстоятельства». Перед его тридцать третьим днём рождения пришла ужасная весть из родительского дома: скончалась Анна Михайловна. Отец призывал Аполлинария Матвеевича в срочном порядке прибыть в Дятлово. Завершив за два дня все неотложные дела, он покинул столицу и застал отца в постели. После смерти матушки Матвей Алексеевич сильно сдал. Появление сына его не обрадовало, на протяжении последних восьми лет тот не соизволил ни разу появиться в родовом гнезде и к тому же опоздал на похороны матери.
– Что смотришь? Думаешь, я тебя здравствовать буду? – сурово процедил отец.
– Здравствуйте, папенька, – вытирая лоб платком, виновато произнёс Аполлинарий Матвеевич. – Да дела всё, дела-с.
Сейчас он выглядел как Аполлоша, который ещё ребёнком бегал по этому дому.
– Какие дела-с? – вскипел отец, – маменька померла и даже к похоронам ты не соизволил успеть? А ведь мы тебя ждали.
– Как телеграмму получил, так сразу, – пробормотал Аполлинарий Матвеевич.
– Не ври мне! Я знаю, сколько почтовые до Питера бегут, а у тебя всё дела-с!
– Виноват, но ни минуты не медлил-с, вот в чём был, в том и приехал, – раскаиваясь, он развёл руками.
– Шляпу-то сыми, – немного остыв, сказал отец, – да и плащ тоже, разговор у меня к тебе сурьёзный имеется.
Сняв шляпу и плащ, Аполлинарий Матвеевич присел на краешек стула возле постели больного, кротко сложив руки на коленях. В его намеренья не входило говорить, он должен был только кивать и соглашаться со всем услышанным.
– Я скоро умру, – сделав сиплый вздох и не увидев никакой реакции, Матвей Алексеевич добавил: не возражай, матушка зовёт, сон видел. Имение и земли, это две трети наследства, остаётся Михаилу, он служит, но родительский дом не забывает, и семья у него крепкая, и внуки часто у нас гостят. Всё он делает правильно. Заслужил! А ты! – опять разгорячился отец, тряся указательным пальцем. – Исполняю последнюю волю матушки: передать тебе одну треть в ассигнациях и ценных бумагах, но только после рождения первого внука или внучки. Жениться тебе нужно, нагулялся, хватит. Имею одно условие уже от себя, – немного остыв, проговорил он, – чтоб до моей кончины венчался ты в церкви нашего прихода, чтоб отец Павел тебя, дурня, венчал. – Матвей Алексеевич на секунду задумался и добавил: Так в завещании и прописал. Не будет внуков через год, всё Михаилу отойдёт. – И уже совсем слабо: Хотела матушка, чтоб и с твоей стороны род продолжался. Времени у тебя как коса состригла. Успеешь на благословение, и меня порадуешь, и матушку, царство ей небесное.