Марина. Хорошо ли ты меня знаешь

Ореанна

Голливуд-бульвар оказался коротеньким кварталом, знаменитые звездочки и близко не дотягивали по красоте до чугунных решеток, закрывающих водостоки на Крещатике, улицы узкие, здания мелкие и все это как-то… фальшиво. Подделка под вкус, под стиль, под архитектуру, под дороговизну. Все окружавшее казалось каким-то… дешевым, даже если это стоило дорого. Ему могли бы возразить, что по-настоящему дорогих, стильных и элегантных мест он еще не видел. Но, склонный теперь видеть все в черном цвете, Дима бы не поверил.

Адам Стравински оказался худощавым седоватым

брюнетом средних лет, сухим и скучно-напыщенным. Еще хуже смотрелся знаменитый продюсер, притворяющийся своим в доску, парнем из соседнего двора. «Зовите-меня-просто-Френк». Из глубины его глаз выскакивал настороженный хищный зверь, а рукопожатие было таким же фальшивым, как смех. Актрисы — курицы. Вы удивитесь, как много дверей открывает обаяние и чувство юмора, если применить его к месту. Но в Голливуде этот ходовой товар мало котируется.

Уже к обеду четвертого дня он понял, что делать здесь нечего. Все нити обрубаются на Адаме Стравински, а тот клянется, что дела ведет исключительно официально и только с европейскими партнерами.

— Милый мой, — якобы доверительно, якобы случайно проговорившись, вещал он, — если б ты знал, как много хороших сценариев я отклоняю каждую неделю только потому, что это невозможно правильно официально оформить! Или потому что мои боссы не дадут денег на что-то, сложнее, — тут последовал эпитет, далеко затмевающий любимое американское булшит.

Но реплика была подпорчена многоразовым употреблением, искренность промокла от долгого вымачивания в виски, а «милый мой» наводило на неприятные мысли. Так что тут он воспользовался предлогом и угодил в объятия Джены — одной из тысяч старлеток, полной надежд в свои дважды-семнадцать.

В общем, именно Джена оказалась причиной того, что утро пятого дня в Америке застало его среди апельсиновых полей, в маленьком грязном мотеле с видом на гору.

Было уже даже не совсем утро.

— О-ч-черт! — звучало не по-местному смачно. Английский аналог настолько созвучен, что переводчик не понадобился.

— Что? — Заспанно спросила Джена.

— Я кажется… я опоздал на самолет.

— О-ччерт! — повторила Джена. — Я должна это как-то компенсировать.

Она не выглядела расстроенной.

И так Дима, не ожидая того, влип в самое большое приключение в своей жизни.

До города они добрались, когда солнце уже начинало садиться. Отдав должное прекрасным калифорнийским видам, они поужинали в маленьком недорогом кафе. Затем поехали домой. Джена снимала двухспальную квартирку на окраине, которую делила с такой же искательницей счастья на западном побережье.

— А соседка?

— Ее нет дома, — не прекращая целоваться, пробормотала Джена, открывая дверь. Таким образом, заходя в дома, оба были заняты. Наверно поэтому они не сразу заметили результаты разгрома.

— Уууум! И что это? — пробурчала Джена, когда под ноги подвернулся объект, которого тут не должно было быть — бельевая корзина. Раньше она стояла в ванной.

Джена включила свет.

Выпотрошенные шкафы неровно стояли вдоль

стен, тот, что поменьше и вообще лежал на боку. Разодранные шторы безвольно провисали лохмотьями. Ковровое покрытие засыпано мусором вперемешку с бывшим содержанием шкафов. Выглядело все это омерзительно, а уж пахло!

То же ждало их в обеих спальнях. Неожиданно чистой казалась кухня, которую варвары почти не тронули, всего лишь перевернув стулья.

Там они и приземлились, глядя друг на друга.

Первую мысль о том, что неведомые враги, шедшие по следу, выследили его с Дженой и заранее наведались сюда — эту он сразу погасил. Как и все красивые мужчины, Дима не лишен был эгоцентризма, но заранее предугадать, куда он пойдет и искать что-то, чего у него нет — это вряд ли. Удержался он и от соблазна по-тарзаньи постучать кулаками об грудь и рассказать Джене, какой он великий сыщик и как быстро всех найдет. Соблазнительно — и неуместно.

— Да, девочки! Ну, тут у вас и порядок! — шутка тоже оказалась не ко времени. Джена казалась искренне потрясенной.

— Я не… я не знаю. — сказала она. И заплакала.

— Ну тише, тише, тише…

И так, стоя в разгромленной кухне и обнимая ее за плечи, Дима вдруг понял, какой безумной это будет морокой — перезваниваться через столько океанов.

Через несколько чашек кофе и пару часов уборки, обессиленные, они сидели все на той же кухне — он уже начинал ее любить — и обсуждали положение. Тоже неправильно. В это время можно было бы уже решить головоломку по оставленным преступниками следам и вовсю мчаться следом. Но Джена хотела сначала убрать.

— Поклонники? — Спросил он.

— У меня нет поклонников.

— Не верю.

Она улыбнулась.

— Ну, хоть тайные?

Улыбаясь, она покачала головой.

— Наркомафия?

— Тоже нет. — Она уже смеялась и смех озарял лицо откуда-то изнутри. Обычное, в общем-то, лицо.

— Ну, вспомни, может ты с кем-то поссорилась? У вас, в актерских кругах не принято так выяснять отношения?

— Ты что, серьезно? Обычно нет.

— А что соседка?

— Стефани — нормальная девушка. Тихая. Работает поваром в клубе, возвращается поздно. Скоро должна бы прийти.

— Она с кем-то встречается?

— Да был тут один. Но они недавно расстались.

— Почему?

Джена пожала плечами.

— Да как обычно: встречались, расстались. Что тут особенного? Это не были серьезные отношения.

Это уже могло быть следом.

— А он тоже считал отношения несерьезными?

— Это он ее и бросил.

Тупик.

— Кстати, а когда она придет?

— Уже должна бы…

Оба переглянулись. Три часа ночи. Стефани не пришла.

Полиция продержала их до утра. Ее особенно интересовала Димина виза и пропущенный самолет. Закаленные в словесных боях, покрытые метровым слоем цинизма, как броней, мужчины иронично выслушивали его объяснения, да и сам он ощущал неискренность излишнего мелодраматизма. «Я опоздал на самолет, потому что влюбился». Конечно.