Маришка
Шрифт:
Игорь поморщился и нервно взъерошил волосы.
– Сейчас Тимур приедет, я ему еще из машины позвонил, – сказал Макс. – Игорь, пойдем пока, поговорим немного. Объясню тебе кое-что.
Игорь обернулся к Максу и несколько секунд смотрел на него. Я не видела его лица, но лицо Макса было совершенно спокойно. На его губах была легкая усмешка, но глаза смотрели твердо и требовательно.
Игорь, не глядя больше на меня, взял свое пальто и вышел за Максом.
От нервного напряжения меня трясло. С трудом поднявшись с пола, я скинула куртку
Я успела переодеться и смыть кровь с подбородка, как в дверь позвонили.
Выглянув за плечо Макса, я увидела, что он пришел один.
– Игорь ушел, – опередил он мой вопрос. – Поговорите потом, когда оба успокоитесь.
Я облегченно выдохнула:
– Спасибо. Проходи в зал, можешь не разуваться.
Макс сделал несколько шагов, но остановился возле моего портрета.
– Это мой отец писал, – сказала я ему, усаживаясь на диван. – Он был художником. Этому портрету больше двадцати лет.
– Как это возможно? – удивленно спросил Макс, не отрывая взгляда от портрета. – На картине же ты такая, как сейчас. Или это не ты?
– Нет, это я. У папы была такая игра, – объяснила я подробнее. – Он писал мои портреты, изображая меня такой, какой я буду выглядеть в будущем. Папа умер, когда мне было четырнадцать лет. Видимо, он чувствовал, что никогда не увидит меня взрослой, поэтому ему нравилось фантазировать на эту тему.
– По-моему, он все угадал.
– Мне тоже так кажется, – согласилась я. – Таких портретов под названием «Маришка» существует целая серия. Она сохранилась полностью, от первой его работы и до последней, потому что отец запретил продавать картины из этой серии.
– Почему именно «Маришка»? – Макс удивленно взглянул на меня и опять стал смотреть на портрет. – Это же производное от Марины.
– По документам я Марина. Но так меня называл только папа. Мама всегда настаивала, что я Мария. Ей это имя больше нравилось. Поэтому с детства она звала меня Маруся, а отец Мариша. Я себя называла Машуша, отсюда, кстати, и Шуша взялась.
– Значит, Маришка… – задумчиво произнес Макс. – А можно еще посмотреть картины из этой серии?
– Нет, они все у мамы в Италии. Она сейчас там живет. А у меня только этот портрет и еще картина из серии «Период слонов». – Я кивнула на противоположную стену, где висела большая картина с тремя африканскими слонами. – Папа несколько лет жил в Африке и рисовал этих животных.
Макс быстро посмотрел на слонов, но они его не заинтересовали. Он продолжил разглядывать мой портрет так, будто искал в нем что-то.
– Разве ты интересуешься живописью? – спросила я у него.
– А что, не похоже? – Макс кивнул сам себе. – И правильно. Не очень интересуюсь. Живопись мне нравится только та, которую я понимаю, и которая мне кажется красивой. Этот портрет именно из таких картин. Еще мне нравятся графические картины Эшера. Правда, это своеобразное искусство, больше оно
– Конечно, – улыбнулась я. – А мой отец даже знал его лично. Они познакомились, когда папа навещал своего приятеля в доме престарелых для художников в северной Голландии. Эшер тогда был старый и очень больной, но они подружились. У нас есть его картина, подаренная моему отцу с его личной подписью. Она тоже в Италии, у мамы.
– А почему все картины у мамы в Италии? Они тебе не принадлежат?
– Нет, дело не в этом. Просто мама делает выставки этих картин, а у меня бы они только пылились. Я себе оставила только эти две, потому что они особенно дороги моему сердцу.
– Интересно… – тихо произнес Макс, продолжая рассматривать картину. – Все это очень интересно… Значит, твой отец был художником, который дружил с Эшером… А ты? Почему же ты не рисуешь?
– Вообще-то я рисовала до папиной смерти. А со слонами, которых видела только на его картинах, я даже призовое место заняла в одном конкурсе. Мы тогда с папой около месяца провели в Питере у его друга и художника, Самуила Марковича Ашбеля, и это была первая и последняя выставка, в которой я участвовала.
Макс посмотрел на меня удивленно.
– Почему последняя, если ты заняла призовое место? – спросил он.
– Потому что папа считал, что мне это пока не нужно. Чтобы писать, необходимы вдохновение и умение, а обильная критика или похвала могли только навредить мне в том возрасте, что я была.
– А сколько тебе тогда было?
– Девять лет. Папа говорил, что я еще успею покорить мир, когда вырасту и решу, что мне нужно его покорять. Да я и на том конкурсе оказалась случайно. Самуил Маркович, зная о том, что мы с папой приедем к нему, сам внес мою фамилию в список конкурсантов, а когда я приехала, то заставил меня нарисовать что-то по памяти. Я обожала папиных слонов, поэтому изобразила их.
Макс опять взглянул на слонов и сел рядом со мной на диван. Несколько секунд он разглядывал меня, сравнивая с тем, что увидел на портрете, а потом спросил:
– У тебя лед есть? Надо бы к губе приложить.
– Да, в холодильнике.
Макс вышел из комнаты, а вернулся с кубиком льда в руке.
В этот момент зазвонил мой мобильный телефон, поэтому я взяла из рук Макса лед и, держа его у губы, сняла трубку.
– Яна, здравствуй, – со вздохом сказала я и покосилась на Макса.
Он поднял брови и недовольно покачал головой.
– Ты куда вчера делась, подруга? – весело спросила Яна. – Ребята говорят, что тебя увели мужики какие-то. С тобой все в порядке?
– Да, все нормально.
– Муж вернулся?
– Нет, не совсем, – уклончиво ответила я. – Он… опять ушел.
– Ну и пусть катится. Одна ты не останешься! Вчера, между прочим, тобой такой мужик симпатичный заинтересовался, что даже я позавидовала. Да и Алик с ребятами от тебя просто без ума были!