Марк Шейдер
Шрифт:
Люди не любят задумываться.
Они просто бьют друг друга, сажают друг друга в тюрьму и уничтожают чужую репутацию. Ради власти, ради денег, а когда нет причин бороться – уничтожают себе подобных просто так.
Даже в политике.
Особенно в политике.
Я понимаю, из-за чего злится первый зам. И он понимает, что я это понимаю. Он просто боится того, что через несколько недель или, может быть, месяцев он не сможет меня контролировать.
Какие-то вещи, которые я знаю, не знает больше никто.
Кажется, Френсис Бэкон сказал, что знание – сила.
Я знаю, зачем на самом деле первый зам вызвал меня
Из окна кафешки, где я сижу, видно гостиницу «Парус», не всю гостиницу, конечно, только небольшую часть. Я вспоминаю анекдот об этой гостинице, чисто днепропетровский анекдот. Про гида, которому запретили говорить туристам, что «Парус» строят уже двадцать лет и никак не могут построить. И когда в очередной раз у него спрашивают: «А что это такое?» – показывая на гостиницу, он с удивлением восклицает: «Ух ты! А вчера этого не было!»
4
Днепр – народное название Днепропетровска.
В этом гребаном городе все делается как в анекдоте: «Вчера этого не было».
Я действительно, кажется, нащупал что-то интересное. Не то чтобы заговор с целью свержения существующего строя, но шахтеры – народ матерый и дурной, и, если они решат что-то сделать, из их голов этого не выбьешь уже никак. Я не знаю деталей, да и не могу знать, потому что все происходит внизу, под землей, пока мы ходим здесь, по поверхности. Я хотел получить разрешение спуститься вниз, в самое пекло, попытаться проконтролировать этот смутный и еще непонятный мне процесс, но теперь, похоже, придется пока об этом забыть. Теперь мне придется вернуться на время к ловле нариков, во всяком случае, разобраться с новым желтым порошком, пока он не превратился во что-то действительно угрожающее.
Раскрытие заговора придется отложить.
– Знаете, – спрашиваю я у подошедшей официантки, – о чем думает шахтер, когда его завалит в забое?
Она молча ждет, когда я определюсь с заказом.
– О водке, – говорю я ей.
Он всегда о ней думает.
12
Ханна садится на стол передо мной и упирается пальцами левой ноги мне в промежность. Я отрываюсь от написания письма-соболезнования. Я понятия не имею, как они пишутся, поэтому писал то, что пришло в голову: «Дорогие китайские товарищи! Пишут вам коллеги из Украины…»
Может быть, кто-нибудь уже написал соболезнования от имени нашей шахты. Во всяком случае, есть же люди, которые этим занимаются? Интересно, как выглядит рабочий день такого человека.
«Дорогой имярек! Соболезнуем Вашей утрате…»
«Уважаемые коллеги! Приносим глубокие соболезнования…»
«Друзья! Мы скорбим вместе с вами…»
Несколько шаблонов. Стандартные формулировки. И каждый день новый труп. Если повезет – то сразу несколько. В исключительных случаях – несколько сотен.
На этой неделе – китайские шахтеры.
Китайцы все делают немного странно. Если решат построить забор, то отгрохают каменную стену в четыре тысячи километров длиной. Если решат спасать посевы, то перебьют всех воробьев.
Уголь они добывают примерно так же.
Китайские шахты – самые опасные в мире. При постоянном росте потребления электроэнергии, Китай почти сорок процентов ее получает из угля.
На секундочку я ставлю себя на место китайского шахтера.
На каждые добытые двести тысяч тонн угля в Китае приходится одна шахтерская смерть. Это в три раза больше, чем на Украине, в тридцать раз больше, чем в ЮАР, и в сто раз больше, чем в США. Китайский уголь – самый кровавый в мире. И его, перемешанного с обломками костей, плотью и кровью погибших под завалами шахтеров, отправят на ТЭЦ, чтобы освещать жилые кварталы. Сожгут в котельных, чтобы обогревать дома. Бросят в топку паровоза, чтобы возить людей. Никто не задумается о том, что блага цивилизации он получает вперемешку с человеческой кровью.
Ханна спрашивает, что я пишу. Она думает, это можно объяснить в двух словах.
На этой неделе в Китае, в провинции Шеньси, затопило нелегальную шахту. Под землей навсегда осталось тридцать восемь человек. Тридцать восемь человек – это семь миллионов шестьсот тысяч тонн угля. Тридцать восемь человек смело потоком воды из подземного озера, вместе с добычными комбайнами, отбойными молотками – или горными топорами, чем они там дробят породу? – опорами свода, рельсами и вагонетками. Тридцать восемь человек на этой неделе отправились в шахтерский рай по воде. Хотя вообще-то водой туда редко кто добирается.
На прошлой неделе случилось более характерное событие. Взрыв метана, и двадцать четыре шахтера оказались погребены под толщей обрушившейся породы. Взрыв газа – это нормальный путь в шахтерский рай. Этим путем туда добирается большинство.
Ханна спрашивает меня, что такое «нелегальная шахта».
Это шахта, отвечаю я, которую открыли нелегально.
Ханна говорит, что я все отлично объяснил, и теперь она поняла: у меня талант объяснять сложные вещи.
– Нелегальные шахты, – продолжаю я, – это наши копанки, доведенные до логического завершения. С поверхности или из шурфов заброшенных шахт рубится штрек. Затем укрепляются своды, устанавливается конвейер, подается свет, вентиляция, и начинается добыча. Конечно, много на такой шахте не добудешь – как правило, нелегальные шахты в Китае появляются там, где настолько тонкие пласты угля, что государство сочло добычу нерентабельной. Или еще проще: нелегальную шахту могут открыть на месте заброшенной выработки, из которой добыли все, на чем можно было заработать, и теперь осталось несколько тонких и труднодоступных пластов. Эффективность труда на такой шахте в пять-шесть раз ниже, чем на обычной, но за счет отсутствия затрат на безопасность, страховку и налоги работникам все же выплачивают какую-то зарплату.
Пока они живы.
Правда, не слишком долго: средняя продолжительность жизни шахтера после трудоустройства на такую шахту – не больше пяти лет. Если тебя не придавит внезапно обрушившийся свод, если не взорвется газ и тебя не задавит вагонетка – то тогда тебя точно сметет водный поток из подземного озера вместе с еще тридцатью семью такими же, как ты.
На севере Китая всегда будет полно желающих устроиться на твое место.
На секундочку я представляю себе конвейер на китайской нелегальной шахте: одни работают на шахте, другие стоят в длинной очереди безработных. Когда первых заваливает, вторые занимают их места.