Маркграф из Преисподней. Том 2
Шрифт:
— Давно вы работаете у профессора? — спросил я.
— Семь лет. Поступил через рекрутерскую фирму сразу после техникума.
— И он вас взял без опыта?
Повар пожал покатыми плечами.
— Должен же он был взять кого-то. Профессор не претендовал на то, чтобы каждый день обедать, как в ресторане. Он мало уделял внимания пище. К сожалению.
— Андрей прекрасно готовит, — вмешалась Анна Николаевна. — Он просто скромничает.
— Андрей? — переспросил я. — Это ваше настоящее имя?
— Нет, — качнул круглой головой
— Понятно. Вы видели сегодня… Жмыхина?
Повар отрицательно покачал головой.
Я перевёл взгляд на Анну Николаевну.
— А вы?
— Да, он заходил к Косте. Я впустила его. А что, вы подозреваете… — брови у Анны Николаевны подлетели сантиметра на два, и лоб покрылся множеством морщин.
— У него было что-нибудь в руках, когда они приходил или уходил? — спросил я, игнорируя вопрос, который она начала задавать. — Свёртки, бумаги? Что угодно.
— Нет, — покачала головой женщина.
— Они с профессором сидели в кабинете?
— Конечно, где же ещё? — Анна Николаевна недоумённо развела руками.
— И после Жмыхина никто туда не входил?
Важно было установить последовательность событий, пока они были ещё свежи в памяти свидетелей.
— Не знаю, — ответила женщина. — Я была далеко от кабинета.
Я повернулся к Раскатову.
— Когда Жмыхин обычно приходил к профессору Зинбергу, он приносил с собой бумаги или чертежи?
— Да, как правило. Он носил их в пластиковой папке или в тубусе вроде тех, которые используют художники. В зависимости от количества и размеров бумаг. Постойте! — секретарь резко выпрямился в кресле. — Так получается, только Жмыхин мог убить Константина Анатольевича!
Анна Николаевна шумно вздохнула и, застонав, закрыла лицо руками.
Я встал и подошёл к повару.
— Что у вас там? — спросил я резко, указав на его карманы.
Тот вздрогнул, как от удара. Взгляд заметался по комнате.
— Ну! — прикрикнул я, чувствуя, как замерли Анна Николаевна и Раскатов.
— Не имеете права! — севшим голосом проговорил повар, отступая на шаг. — Ваше Сиятельство!
— А ну, живо выворачивай карманы! — тихо проговорил, подходя, обнаруживший тело профессора офицер.
Азиат прижал ладони к карманам, будто пытаясь защитить их содержимое.
— Господи, Андрей, что у тебя там такое?! — не выдержала Анна Николаевна. — Покажи Его Сиятельству, чего упираешься?
Повар был похож на затравленного зверя. Он издал приглушённый стон.
— Ладно! — решился он, наконец, и сунул обе руки в карманы.
Офицер тут же наставил на него пистолет. Однако азиат его даже не заметил.
Через секунду на журнальный столик упали четыре полиэтиленовых пакета, набитых ярко-жёлтой смесью.
— Золото дракона! — усмехнулся офицер.
— Что это? — заинтересовалась, подавшись вперёд, Анна Николаевна. — Специи?
— Нет, — ответил офицер. — Кое-что другое.
— А то когда же?! — огрызнулся тот.
Вид у него был перепуганный и злой одновременно.
— Вряд ли это имеет отношение к нашему делу, Ваше Сиятельство, — проговорил офицер.
Я разочарованно кивнул. Пожалуй, пришло время поговорить с Девятаевым — тем самым, которому покойный так горячо нахваливал своего секретаря.
Глава 22
Через четверть часа мы выехали на заставленную машинами площадь и, обогнув её, устремились к Геолого-географическому институту. Справа мелькали тополя с опиленными ветками, похожие на поставленные вертикально веники, скамейки с сидевшими на них людьми и прохожие, прогуливающиеся по гравийной дорожке. Мой взгляд упал на женщину с ребёнком: девочка шла маленькими ножками по каменному бордюру фонтана, держась за мамину руку и повизгивая от удовольствия. Три другие руки описывали в воздухе сложные кульбиты, помогая малышке удерживать равновесие.
Наш кортеж вылетел на главную дорогу и свернул к парковке перед длинным шестиэтажным зданием, облицованным серым гранитом.
Оставив машину в трёх метрах от центрального входа, я с охраной вошёл в здание Геолого-географического института.
На большой мраморной табличке слева было написано, что учреждение было построено ещё в конце девятнадцатого века, во время войны часть его помещений использовали под склады с гуманитарной помощью. Подвалы служили бомбоубежищем. Затем, в конце двадцатого века их арендовали магазины. Сейчас остался только один — книжный, с большой вывеской, с одной стороны которой красовалась покрытая тонкими неоновыми трубками карта мира.
Оторвавшись от таблички, я огляделся.
Холл имел площадь почти сто квадратных метров, и его пол представлял собой мозаику, изображающую различные континенты, причём с одной стороны материки ещё не разошлись и были единой сушей, а с другой можно было разглядеть современную карту. Между частичками мозаики блестели отполированные подошвами латунные прожилки.
С потолка свисали массивные люстры на толстых цепях, внутри высоких белых плафонов цилиндрической формы виднелись спиралевидные энергосберегающие лампы. Они заливали холл мертвенным светом, придавая мраморным колоннам, расположенным вдоль стен, ещё более строгий и торжественный вид.
Я приблизился к стеклянной будке консьержки. Она разгадывала кроссворд, старательно вписывая буквы в клеточки карандашом. За спиной у неё висел большой полиграфический план института, на котором были отмечены входы, выходы, номера аудиторий и маршруты эвакуации.
— Добрый день, где я могу найти профессора Девятаева? — спросил я, заглянув в окошко.
Консьержка нехотя подняла голову, поглядела на меня секунд пять, затем посмотрела на вышитый с левой стороны груди герб и встрепенулась.