Маркус и Сигмунд
Шрифт:
— Buona sera, — сказал Маркус и вышел на кухню.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Маркус снял колпак и передником вытер пот со лба. Волосы были совершенно мокрые, но стоило только избавиться от колпака, как он снова почувствовал себя самим собой. Интересно, кем он чувствовал себя в этом колпаке? Идиотом? Нет, не только. Он снова надел белую печную трубу и посмотрел на отражение в кухонном окне. Он в самом деле казался довольно высоким, особенно высокой была голова.
Он вошел в гостиную, надев колпак набекрень. Робин улыбнулась ему не совсем искренне. Он кивнул на блюдо, на котором лежала наполовину съеденная брускетта. Сигмунд рассеянно глядел в тарелку.
— Ты не согласен, Сигмунд? — спросила она.
«Значит, они начали называть друг друга по настоящим именам. Тогда я скоро узнаю, как ее зовут», — подумал Маркус и забрал пустое блюдо. Потом вопросительно посмотрел на Робин, та снова кивнула.
— Слишком много чеснока, нет? — спросила она и взглянула на Сигмунда, который по-прежнему таращился в тарелку.
Его щеки подрагивали.
— Немного слишком, да, — пробормотал он.
— Немного? Понюхай!
Она наклонилась над столом и сильно дохнула на Сигмунда, который качнулся назад на стуле.
— Я не против чеснока, — сказала Робин, — но совершенно необязательно выдавливать целую головку на один кусок хлеба. — Она взглянула на Маркуса, чья улыбка растянулась до ушей. — Смотри, какой он милый. Обещай, что не скажешь ему, что брускетта не задалась.
— Ну да, — как-то натянуто ответил Сигмунд. — Но ведь было не настолько невкусно.
— В жизни хуже ничего не ела, — сказала Робин и осторожно улыбнулась Маркусу, который чувствовал, что настроение становится все лучше и лучше. — Посмотри на него, — продолжала Робин, все еще улыбаясь Маркусу, — каким он кажется гордым. Правда, мы не будем его разочаровывать?
Маркус удовлетворенно кивнул Робин. На секунду он задумался, стоит ли облизать губы, но потом отказался от затеи. Он не был уверен, что она правильно его поймет. Вместо этого он показал на остатки брускетты.
— Брускетта, — сказал он.
— Да, — ответила Робин, — брускетта. — Она посмотрела на Сигмунда. — У меня не хватит духу его разочаровать.
С этими словами она взяла половину брускетты, запихнула ее в рот и стала заглатывать, глядя прямо на Маркуса. Дожевав, она протянула ему пустую тарелку.
— Goody, goody, — сказала она и улыбнулась Сигмунду. — Ты ел что-нибудь гаже?
— Подожди еще, — отозвался Сигмунд.
Робин поняла его неверно:
— Ты хочешь сказать, что будет что-то еще хуже?
Маркус откозырял.
— Брускетта ням-ням, — сказал он и вышел на кухню, чтобы взять макароны.
— Тальятелли кон гамбери фрутти, — объявил он и поставил их на стол. Робин посмотрела на него с подозрением, но Маркус
Робин попробовала блюдо из макарон.
— А это очень вкусно, — сказала она, слегка удивившись.
Сигмунд, до того полностью погрузившийся в себя, оживился:
— Правда?
— Да, попробуй сам.
Сигмунд наколол на вилку креветку, потом выудил немного макарон со дна и сунул еду в рот. Секунду он сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой, потом на лице выразилось восхищение.
— Восхитительно! Идеальные тальятелли!
— Да, совсем неплохо, — согласилась Робин и одобряюще кивнула Маркусу, который пытался скрыть свое разочарование.
— Неплохо? Просто фантастика!
Сигмунд ослеп от восторга.
— Как тебе это удается, Джулио? — спросил он и с восхищением посмотрел на Маркуса. — Это мастерство высшего класса. Откуда ты его берешь?
— Он берет его из холодильника, — ответила Робин.
— Тальятелли, — вставил Маркус.
— Извини, — пробормотал Сигмунд, — я забыл, что ты не говоришь по-норвежски. Я чуть ли не задохнулся, так было вкусно, — сказал он Робин. — В меру сварено, в меру специй! А креветки! Лучше просто не бывает, а?
— Да, очень удачно с креветками, — заметила Робин.
Хотя ей и понравилось, она, очевидно, не была в таком восторге, как Сигмунд, правда такой же восторг было бы трудно испытать. Сигмунд встал и взял Маркуса за плечи.
— Маэстро! — сказал он и заглянул маленькому итальянскому гению прямо в глаза.
Маркусу было неуютно, и не стало лучше оттого, что Сигмунд обнял его изо всех сил, чуть не удушив, и повторил рокочущим голосом:
— Маэстро! Маэстро! Фантастико! World class!
Маркус покосился на Робин, которая с интересом смотрела на них обоих. Она улыбнулась ему, чтобы показать, что согласна с Сигмундом. Но, очевидно, она считала, что Сигмунд слегка преувеличивает. Маркус тоже так считал. Казалось, восторг истинного повара от собственного кулинарного искусства не знает границ, и пока Маркус давал себя обнимать, его тяготило неприятное чувство, будто Сигмунд обнимает самого себя. Что Сигмунд является большим поклонником самого себя, Маркус всегда отлично понимал, но сейчас приятель явно перешел все границы. В жизни Маркус не видел подобной самовлюбленности. Это явно было нездорово. Он заметил, как покраснел, но в этот раз не за себя, а за Сигмунда, так бурно изливавшего на него свое самодовольство.