Марш Обреченных. Эстафета
Шрифт:
Он и не заметил, как подмастерье выскочило из экипажа во двор с пожитками в сумках и сундуках, оружием наперевес. Подобралось и в ногу зашагало к нему; Шост первый, за ним — Оливия, Ирвин и замыкал процессию — Войчек, мастер клинка и ножа.
— Пожитки в комнаты, затем вниз, я думаю, хозяин берлоги не раздумал нас кормить?
Как оказалось, не раздумал, напротив, стол в дальнем углу корчмы был накрыт по-домашнему: миски с густым борщом, картошка молодая со шкварками, гусь, запеченный посреди стола,
— И, правда, мигом! — Восхищено заметил Войчек.
Матеус только улыбнулся в усы.
— Приступим.
Команда могла заспорить с любой другой, такой как: " Руби с плеча!", "Бери в штыки!" и "За мной, братцы!"
Ложки, застучали и только к сулеи горилки, никто не притронулся, мастера, потому что на боевом задании, а подмастерье — оттого, что не положено.
Брали и рубали не хуже, чем на боевом ристалище.
— Накушались господа? Может, чего еще желают? — Корчмарь застыл над головами храмовников.
Матеус, как старший, изрек:
— Вот это… — указал пальцем на сулею. — Нам на вечер. Когда…
Короп оторопело уставился на бутыль.
— …все уляжется.
Гвидон зыркнул на молодняк за столом и закивал головой в ряске.
— А на вечерю?
— Ну… Можно и на вечерю.
— Угу, — поддакнул Войчек, хлопая налистники с творогом и сметаной.
Корчмарь лихо схватил бутыль и заходил на кухню, вернулся с кадкой. Поставил. Матеус по разливал коровьего молока по кружкам.
Ирвин поморщилась.
— Терпеть молока не могу! Не буду пить!
— И не пей. Нам больше, — спокойно успокоил ее Шост.
Оливия молча цедила из кружки.
Мастера опрокинули свои залпом.
Матеус первым встал из-за стола, Войчек за ним.
— Ну что, наверх?
— А как же прогулки? Вы нам обещали, мастер Матеус!
Войчек скосил на главного.
— Обещал, значит — исполним. Войчек!
— Ась?
— Только не ась!
— Слушаюсь, мастер Матеус!
— Отведи ребят на пруд, пущай покупаются. Только!..
— Да, мастер!
— Проверь сначала пруд на… ну, ты понял!
— Вот с подмастерьем и проверим.
— Отлично. Ступайте. А я пока потолкую с… ну, да ладно, мое то дело! Ступайте!
Войчек, а за ним молодое дарование — выскользнули ветром из корчмы, Матеус не успел, и хмыкнуть, абы так учились и тренировались! Прыть, да не там! Он окинул зал корчмы оценивающим взглядом — три сельчанина едят и хлещут самогонку, а так — пустота. Подумал и оставил хозяину еще один серебряник за промокшую задницу и стыд. А так — обед ничего. Давно так не елось, с охотой.
Отворив дверь корчмы, вышел во двор, Войчека и молодняка, как ветром
Матеус зашел в гостиницу: первый этаж, как он сразу понял, занимал корчмарь с прислугой, второй — гостевой. Кивнув Гвидону, Матеус зашагал по деревянной лестнице наверх, в собственные, снятые на ночь, апартаменты. На втором, его ждал разрезной коридор и две комнаты, двери, которых предусмотрительно были открыты настежь.
Комната как комната. Кровати две, шкаф ручной сборки, стулья и стол, чуть корявый, комод и большое на стене зеркало. Да ему явно не сюда. Здесь заселятся на ночь Ирвин и Оливия. Другая комната еще убогой выглядела — три кровати, в стороне, в углу, стол, два стула и сиротливо у окна старенький, с одной дверцей шкаф. Царские условия. Похлеще Мейдрина, нечего и сказать. Хоть ночной горшок есть? Или ходить за постоялый двор к конюшням?
Он рухнул на ближайшую койку, отстегнул меч, швырнул его на другую койку, лежа развязал тесемки дорожного плаща и собрался за сорочку, но… заснул.
Глаза открыл, казалось через пару минут, но за окном успело порядком потемнеть. Секунду пытался понять, что его разбудило? Или кто?
Кто-то звал с улицы? Нет. Хозяин корчмы с первого этажа? Или за дверью? Тоже нет. Тогда что?
Чувство осторожности и опасности взяло вверх. Он пробудил магию и потянулся медленно к мечу.
— Господин мастер, вы у себя? Ваши вещи, господин мастер!
Хозяин не стучал в дверь комнаты, он пытался докричаться.
Вот Аллон побери, их всех! Вещи забыли в корчме!
— Сейчас! Минуту!
Он встал, открыл дверь.
Короп и двое с прислуги с вещами в руках. Сумки и сундуки. Вот остолопы! Забыли весь свой хлам! Подмастерье отхватит! Да и Войчек, молодец. Кстати, где они все?
— Вот, мастер.
— Заносите. Нет! — Все аж встрепенулись. — Эти два сундука и вон та сумка — в ту комнату, что рядом.
Короп махнул прислуге, вещи занесли и поставили, молодчики убрались, корчмарь остался в дверях.
— То девичьи шмотки.
— А-а-а, — протянул батька лоботряса Ховки.
— Бабские чулки и… ну, ты понял?
— Ну да… ну да, они того… носят.
— Конечно, носят. А как же еще? Надо ж носить, а то — стыд и срам. — Улыбнулся в бороду храмовник.
Гвидон густо покраснел, насупился.
Один из сундучков, что притащила прислуга, задергался, и заходил ходуном, словно живой.
Корчмарь уставился на него квадратными глазенками.
— Ступай дорогой, почта пришла.
— А?..
— Ступай, говорю!
Коропа ветром сдуло, как Войчека с подмастерьем. Ох уж, почтеннейшие, исчезают!