Маршал Блюхер
Шрифт:
10 ноября к 9 часам утра была взята первая линия укрепленного рубежа.
Командарм Корк приказал Блюхеру сдать боевые участки выступающей из резерва латышской дивизии.
Начдив связался с комбригом Владимиром Хлебниковым. Тот не сразу понял, что ему предлагают. Крайне огорчился:
— Товарищ начдив, не могу остановить людей. Королев и Чечуменко ведут полки в наступление. А латышей еще пока не видно. Да, честно говоря, и не хочется — вторую линию пробиваем. Вплотную подошли к самой победе. Разрешите повоевать…
— Что с вами поделаешь, воюйте, только умело. Берегите людей.
И
Врангель бросил в сражение все свои силы. Обрушил на атакующих огонь 20 кораблей. Пустил бронепоезда, танки, броневики. И не мог остановить штурмовые волны начдива Блюхера.
Одна за другой пали оборонительные линии белогвардейцев на главном, юшуньском направлении.
Первым на станцию Юшунь ворвался 51–й конный полк во главе с Житовым. Белогвардейцев охватила паника. Большинство из них подняли руки. Взяли 300 пленных, танк, 5 орудий, несколько десятков тысяч снарядов и до 20 миллионов патронов.
Житов развернул свою конную лаву на станцию Воинка и рассеял собравшуюся у эшелонов пехоту, кавалерию и артиллерийские части противника. В плен сдалось более тысячи врангелевцев.
Начдив Блюхер получил сведения о весьма тяжелой обстановке на боевых участках 15–й и 52–й стрелковых дивизий. Решил — надо срочно выручать соседей, и направил 152–ю Боряева и Ударную огневую бригаду Ринка в тыл белым, в дефиле озер Красное и Круглое.
Подоспели в разгар схватки. Совместными усилиями отбили контратаки и разгромили бронированный кавалерийский корпус генерала Барбовича.
Теперь уже можно было не сомневаться в полной победе. И захотелось как можно скорее рассказать о ней командарму, командующему фронтом, Председателю Совета Труда и Обороны В. И. Ленину. И начдив Блюхер нетерпеливо продиктовал радисту:
— «Срочно. Всем, всем, всем! Доблестные части 51–й Московской дивизии 11 ноября в 9 часов прорвали последние Юшуньские позиции белых и твердой ногой вступили в чистое поле Крыма. Противник в панике бежит. Захвачено много пленных, артиллерии, морских дальнобойных орудий, пулеметы и прочие трофеи, кои выясняются. Преследование продолжается» [54] .
54
51–я Перекопская дивизия. М., 1925, стр. 93.
В тот же день командование 51–й дивизии рапортовало своим шефам — Московскому Совету: «…Задача, поставленная дивизии, — пробить дорогу в Крым — выполнена. 11 ноября в 12 часов занята станция Юшунь, впереди Крым, укреплений больше нет, лучшие силы Врангеля разгромлены окончательно…
Полуодетые, голодные, уставшие, участвовавшие беспрерывно во всех боях герои красноармейцы и командиры разгромили не только превосходящую живую силу, но разбили ее за десятками рядов проволочных заграждений и бесчисленным рядом окопов…
Пролетариат Москвы через своего представителя в Каховке вручил нам знамя, на котором было начертано «Уничтожь Врангеля», так мы честно выполняем данную Вами нам задачу: это знамя первое развевается над полями Крыма…» [55]
Трудно
55
«Исторический архив», 1958, № 5, стр. 97.
— У них броневики и эти самые е–еропланы, а у нас штыки и «Смерть Врангелю». Колючку проклятущую рвали вот этими самыми, — и протянул к пламени темные, густо покрытые коричневатыми корочками царапин крупные ладони. — И ветер, гад, хлещет и хлещет, все нутро пробивает. И губы пересохли. Не поены, не кормлены. А как дадут команду, идем и идем, и глотка сама открывается: «Ура» и «Даешь». И дошли ведь, дошли. Сам себе не верю, что живой. Верите, сам себя ощупываю: все ли на месте.
Бойцы захохотали.
— Ничего на проволоке не оставил?
— А то, смотри, женка не примет.
— Все на месте, братцы, в полном аккурате, — ликовал Старчуков. — Скоро поедем до своих. Радость-то какая, братцы. Живы!
— А может, еще и придержат. Снова какая-нибудь пакость вылезет? —усомнился красноармеец в дубленом коричневатом полушубке. — Про то начальство знает.
Блюхер решил, что пришла пора обнаружить себя в роли начальства. Подошел вплотную, сказал громко:
— Мир завоевали, товарищи! Поедете домой!
— Начдив, — подскочил Старчуков. — Василий Константинович.
Бойцы встали.
— Сидите, сидите, товарищи! Грейтесь. Теперь можно запалить костры до самого неба. Ведь не страшно?
— Когда каждый день страшно, так оно и забывается, товарищ начдив, — сказал боец в полушубке. — Не страшного-то у нас не было, считай, с августа месяца. Н во сне-то покоя не было, «ура» кричали.
— Все самое страшное позади, —-улыбнулся начдив. — Боряев, Круглов и Житов подходят к Севастополю. Наш Крым, советский.
Иннокентий Старчуков пошевелил головешки, спросил:
— А вы ужинали, Василий Константинович, или так, налегке бегаете? Мы здесь суп сварили — объеденье. Присаживайтесь на чурбан, угостим.
— Раз объедеиье — надо попробовать. — И Блюхер прошел в круг. — А вы все поели?
Старчуков махнул рукой:
— Мы теперь шибко богатые за счет барона Врангеля. На весь полк хватит. Тем более что он теперь оченно редкий…
Возвратившись в штаб, Блюхер сказал Строганову:
— А знаете, чего нам не хватает? — И сразу же ответил: — — Хорошей, подытоживающей доблесть и славу песни. Пусть люди поют. Давно не пели. Теперь можно и концерты организовать. Надо порадовать живых. И мертвых нельзя забывать. Отметить всех героев. Семьям погибших послать письма. И не казенные, а от души, чтобы отцы и матери знали, как воевали и приняли смерть их сыновья.